Две жизни одна Россия
Шрифт:
Видя Москву в самые для нее плохие дни и часы, я каждый раз вспоминал слова Сержа Шмеманна из "Нью-Йорк тайме", которые он произнес несколько месяцев назад, после того как мы с ним посмотрели прекрасное представление, сыгранное одним актером, Александром Филиппенко. "Когда видишь что-либо подобное, — сказал тогда Серж, у которого, как и у меня, кончался контракт на работу в Москве, — когда видишь что-либо подобное, начинаешь очень хотеть, чтобы тебе сделали здесь какую-нибудь крупную гадость, чтобы легче было отсюда уехать…"
Мне сделали здесь гадость, и все равно я испытывал смешанные чувства по поводу моего отъезда. Сколь многого мне будет там не хватать!
Едва мы прибыли в аэропорт, Руфь и меня окружили друзья
"Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Укроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей 2”.
Я вручил листок со стихами Гэри Ли из "Вашингтон Пост" и попросил его поделиться ими со всем корреспондентским корпусом Москвы. Потом взял Руфь за руку, и мы пошли к выходу на посадку.
Послесловие автора
Прошло два года со времени моего ареста органами КГБ. Вспоминая те дни, прихожу к выводу, что оказался не только жертвой этой бандитской организации, но и грубых просчетов вашингтонской администрации. Безусловно, взятие заложника в расчете на освобождение за это своего гражданина является нарушением всех международных норм и правил цивилизованного поведения. Однако и Соединенные Штаты проявили политическую близорукость, когда в момент особой напряженности в советско-американских отношениях придали такое значение необходимости ареста какого-то незначительного шпиона.
Вернувшись домой, я попытался найти ответы на те вопросы, что тревожили меня во время пребывания в Лефортовской тюрьме и после этого.
Почему все же ФБР решило арестовать Геннадия Захарова, советского физика, аккредитованного при секретариате ООН, и сделало это всего за несколько недель до намеченной встречи на высшем уровне? С точки зрения самого ФБР арест был вполне оправдан. С момента своего прибытия в Нью-Йорк в 1982 году Захаров чрезвычайно активно искал контактов с американскими студентами, ездил в университетские городки, всячески расширял круг знакомств и побуждал своих новых друзей поступать на работу в предприятия оборонного значения. Он завербовал и затем направлял деятельность по меньшей мере четырех студентов, включая некоего Ликха Бхоге из Гайаны. Один из них порвал все связи с Захаровым после того, как советской ракетой был сбит южно-корейский самолет; Бхоге же стал двойником, согласившись одновременно работать на ФБР.
Создав целую группу своих агентов, Захаров переступил через невидимую линию "дозволенности". Обычно советские разведчики, не имеющие дипломатического прикрытия, не предпринимают таких активных действий. Они ограничиваются меньшей ролью: разыскивают и намечают тех, кого впоследствии можно будет превратить в агентов.
"Захаров — делец, который интересовался больше количеством, нежели качеством товара", — говорил мне один из сотрудников Министерства юстиции.
С Бхоге Захаров встречался тридцать пять раз за три
В действиях ФБР, помимо желания проучить КГБ, присутствовали и чисто политические соображения. Дело в том, что американская разведывательная служба потерпела несколько поражений, о чем стало известно общественности в 1985 году. Во-первых, утечка в бывший Советский Союз из Агентства национальной безопастности совершенно секретной информации (через Рональда Пелтона); затем шпионская группа Джона Уокера — Джерри Уитворта, действовавшая в военно-морском флоте и раскрытая лишь спустя семнадцать лет; наконец, предательский переход на сторону Москвы глубоко законспирированного агента ЦРУ Эдварда Ли Говарда…
Незадолго до своей первой встречи с Горбачевым в Женеве президент Рейган дал понять, что пора принять меры для ослабления деятельности КГБ.
Когда он выехал из Вашингтона в августе 1986 года для отдыха на западном берегу страны, действия ФБР вовсе не вышли из-под контроля, как у нас полагали некоторые. Оно согласовало свою работу с соответствующими правительственными органами: с Белым домом, Госдепартаментом, Министерством обороны, ЦРУ, и арест Захарова был произведен с их ведома. Возможно, Федеральное Бюро и преувеличивало значение и роль Захарова, но кто, кроме самого Бюро, мог разобраться в этом? Госдепартамент в те дни сообщал в Министерство юстиции, что у него "нет возражений против ареста Захарова с точки зрения внешнеполитической".
В конце августа ФБР изложило дело Захарова в Бруклинском суде и получило ордер на арест и обыск. Затем два федеральных агента, изображавших из себя влюбленную парочку, выследили Захарова и арестовали его на платформе нью-йоркского метро в то время, когда Бхоге передавал ему "секретные" документы, которыми его снабдило ФБР. На первоначальном допросе Захаров сразу "сломался" — он боялся, что федеральные власти могут арестовать его жену и дочь, которые на следующий день должны были прилететь из Москвы. Потом он попытался выкрутиться из положения, в которое попал, предложив Федеральному Бюро свое сотрудничество, то есть решив стать двойным агентом, но получил отказ и был препровожден в тюрьму…
А конфронтации между двумя державами можно было все же избежать, если бы советское посольство не отошло в сторону, когда американские адвокаты Захарова пытались добиться освобождения своего клиента под ответственность и опеку посла. Юрий Дубинин, недавно назначенный на эту должность, не обратился за поддержкой к Госдепартаменту и упустил открывшуюся возможность.
Тем самым увеличились побудительные мотивы для Москвы нанести ответный удар…
Кто мог дать команду арестовать меня — сам Горбачев или какой-нибудь чиновник более низкого ранга? По моим сведениям, и Анатолий Добрынин, и Александр Яковлев, занимавшие достаточно высокие посты, одобрили ответные меры. А выбор мишени для нанесения удара был оставлен за КГБ. Таким образом, подобно Федеральному Бюро, и Комитет безопасности получил благословение сверху. Горбачев, пребывавший в это время на отдыхе, был поставлен в известность и не высказал возражений. Ситуация была несколько похожа на давнишнее дело Баргхорна, когда Леонид Брежнев, человек номер два в советском руководстве тех лет, одобрил арест профессора в отсутствии Хрущева, отдыхавшего на юге, и потом уже доложил своему шефу о происшедшем.