Дверь в полнолуние
Шрифт:
Марьяна поняла, что уснуть больше не сможет. Беспокойство не отпускало ее.
Что она за мать, оставила ребенка с незнакомой женщиной, и Лиза, может быть, захотела пить и проснулась, и испугалась ее, Марьяниного, отсутствия, и, наверное, все-таки плачет.
Она поднялась и решительно вышла в коридор. Ни в коридоре, ни на лестнице никого не встретила, наверное, все давно разошлись по спальням.
Лампы первого этажа были притушены, и Марьяна только этим могла объяснить то, что ошиблась комнатой.
Распахнув незапертую дверь,
Тяжеловесные старомодные книжные шкафы, кожаные диваны и кресла, большое окно с тяжелыми темно-бордовыми шторами и поблескивавшими золотыми кистями, небольшой круглый столик с сервированным на нем серебряным подносом: чай, фарфоровый, необыкновенной красоты молочник, тарелочка с тонко нарезанным кексом, белоснежная салфетка. Марьяна догадалась, что это личные покои самого хозяина дома. Комнату освещала старинная лампа с массивным основанием и абажуром молочного стекла.
Марьяне вовсе не хотелось встречаться с хозяином дома, и она шагнула, было, назад, но в свете этой самой лампы вдруг увидела Русселя, лежавшего на пороге смежной комнаты. Даже с того места, где она стояла, было видно, что глаза его закрыты.
Марьяна позвала его, и ей показалось, что веки чуть дрогнули, но рука, которой она торопливо коснулась, была холодной и влажной. Она зачем-то оглянулась на кровать: нечего и думать, что, даже учитывая аскетичную худобу и жилистость Русселя, ей удастся дотащить его.
Марьяна выпрямилась и шагнула назад - под ее нарядными туфельками что-то резко хрустнуло, и она неожиданно ужасно испугалась… Бегом бросилась в коридор, взлетела на второй этаж, беспорядочно забарабанила в двери и, кажется, плакала.
Одна из дверей оказалась не заперта, и Марьяна ввалилась в чужую спальню. К ее ужасу, это оказалась комната Арни, и он, кажется, пытался задержать ее и Марьяна в какой-то безумный миг подумала, что он решил, что это она к нему пришла, и забилась в его руках. В комнате почему-то оказалась совершенно перепуганная Дорис, и Марьяне удалось вырваться.
Она слышала, как ее звал кто-то, но времени у нее было мало. Марьяна сбежала вниз, ринулась на свет, падающий в коридор.
Нет, ничего не изменилось.
Уже зная, что сейчас все придут, и помогут, и прекратится этот ужас, она прижала ухо к рубашке Русселя и почувствовала странную, дикую радость: сердце билось! Нет, точно, она не ошиблась!..
Она вдруг подумала, что когда-то уже видела все это: и распростертое тело на полу, и видела эти легкие подрагивания век, и ощущала холодную, влажную кожу.Мадам Луиза! Конечно, именно так начинался у нее приступ, связанный с падением сахара в крови!
Марьяна глянула на столик - мигом плеснула в чашку еще тепловатой воды из фарфорового чайничка, щедро сыпанула сахара - вернулась к Русселю, приподняла его голову и попыталась напоить его сиропом.
– Миленький, родной, ну помоги же мне, - бормотала она.
– Надо выпить, обязательно
– Что здесь происходит?!
– в дверях возник Генрих Фогель. Он наклонился к Русселю.
– Что с Максом?
– Я не знаю. Когда я вошла, увидела, что он лежит без сознания.
– А что вы ему даете?
– с подозрением спросил Генрих, глядя на мокрое пятно, расплывающееся на рубашке друга.
Марьяна смутилась.
– Это - просто сироп. Похоже на кому, у моей подруги это довольно часто случается. Мы все знаем, что нужно делать в подобных случаях, и даем ей выпить сладкого чая до прихода врача. Да, - ахнула она, -что же это я, вызовите, пожалуйста, скорую, и предупредите, что это кома, пусть поторопятся.
Генрих опустил трубку на рычаг, и Марьяна попросила его:
– Подержите голову, я попробую дать еще сахар.
– А вдруг ему это вредно?
– все еще с подозрением спросил он.
– Никогда не слышал, чтобы у Макса был диабет.
Она нетерпеливо замотала головой:
– Да посмотрите сами. Когда я вошла, он лежал на полу без сознания, и как-то странно мелко дрожал. А сейчас дрожь почти прошла. Как хотите, а сахар я ему дам!
– почти враждебно заявила Марьяна.
– Доктор предупредил меня, что если не дать сахар вовремя, мозг может погибнуть. И неизвестно, сколько он вот так пролежал.
Генрих торопливо припомнил:
– Час, не больше! После вашего ухода Дорис попыталась высказать еще кое-что, но ее уже никто не слушал. Я проводил Ингрид к себе. Беседа не клеилась, и вскоре все разошлись. Мы с Максом расстались около двух. Мне не спалось. Ваш крик и шум в соседней комнате я услышал минут пять назад, то есть прошло никак не больше часа..
– Я не знаю, много это, или мало, - виновато сказала Марьяна.
– Знаю только, что это очень плохо.
Теперь Генрих и сам увидел, что дыхание Макса стало ровнее. Однако, в сознание он не приходил.
Видимо, Арнольд все-таки что-то понял из сбивчивых криков Марьяны, потому что сообразил поднять сыновей Русселя. В комнату влетел Макс, на ходу натягивая рубашку. Следом за ним спешили Адам и Арни.
За дверью Марьяна увидела плачущую Дорис. Кажется, она боялась войти.
Макс склонился над отцом, сжал его безвольную руку. Он горестно запрокинул голову и пробормотал:
– Папа, папа, только не уходи! Господи, мне так много надо было тебе сказать. Я так и не успел.
Адам, после разговоров и семейной ссоры, видимо, выпил еще, потому что он сидел в кресле, потерянно опустив плечи.
Решено было не вызывать Марту, и Макс сам встретил врачей.
Генрих выгнал всех из комнаты, осталась только Марьяна. Она сбивчиво рассказала, как обнаружила Макса Русселя лежащим без сознания, и призналась, что дала ему сладкий чай.
Врач, молодой коротко стриженый парень с военной выправкой, сноровисто выслушал сердце, измерил давление и, после слов Марьяны, вынул коробочку глюкометра.