Двое в палате не считая Будды

Сублингвист Мартин Лютый

автором в междустрочных интервалах), превратилась обратно в палубу.

Отважный боцман, вскочил, и неистово:

— Капитан! паук за бортом!

— Курс держать в 5/4!

— Есть!

Дальних родственников Дона Хуана, по совместительству с подходом

Шопенгауэра, накрывает очередная волна, и палуба опять похерена

(простите за очередную перемену, но я люблю джаз).

— Ты слышал? – в голове испытуемого что – то играет на гитаре.

— Мсье, а какой на вкус

этот звук? – Лоренцо важно цокает, воображая себя

эстетом во фраке, с пенсне. Мартин же, с энтузиазмом малыша узнавшего

что ему сейчас купят самую дорогую игрушку, мечется и тыкает пальцами.

— Нууу–у там, в другой комнате, играет кто – то на гитаре. – с кислым

выражением инквизитора, сжегшего Коперника, Лоренцо роняет

воображаемое пенсне и как можно отрывистее, замечает:

— А что? Есть другая комната? – для него это шок, узнать, что есть другая

реальная, комната.

Ящерица падает пластом на пол и резко уползает, она настолько отдалась

своим тактильным ощущениям, что даже не обратила внимания на

хохочущего гитариста, вмиг, словно камнем в окно, в голову Мартина

проникает трезвая мысль (по крайней мере, образ трезвой мысли): «Что ты

творишь, обдолбанный Оззи Осборн, ну где тебе кувыркаться над

реальностью? псилоцибиновая эфемерность. .». Его тело пронзает

железный штырь холода и другой голос с другим акцентом, тембром,

напоминающий Миронова в лучшие его годы, но в той же голове заговорил:

«Установленные границы – условие, щелчок, и границы уже шаткие,

щелчок, еще раз вселенная, господа, и ничего нет –

пу. .сто.та–а–а–а. Любая реальность не больше чем — «от–кого–то–

понаслышке», мы не можем верить и доверять всем ощущениям, яблока не

существует, как качественного, так и образного». Вмиг, летящее яблоко

ударяется в спину Мартина.

— Твою ж мать! – а на самом деле, он сказал как любой порядочный

человек в чью голову летят совершенные яблоки *******!

— Это танцующее божество, господин Заратустра. – оказывается, большую

часть мыслей, Лютый Сублингвист говорил в слух.

— Не, скорей Шакьямуни.

— Какой–то сумрачный гений золотого сознания, где же сострадание?

Видели бы тебя твои паранты, в вашем все Преосвященстве, о Великий

учитель.

— Это лучше, чем блевать на иконы (упаси господи, верующему это

прочесть, к сожалению уже прочли).

Они улыбнулись, как вдруг, с ними заговорила печка, своим укрывающее,

бархатным теплом.

— .. . . . . . . . —

говорит печка. — Мартин кивает.

— .. . . . . . . . . . . . . – продолжает печка — Лоренцо улыбается, словно румяное

яблоко. Вещество дает им передохнуть.

Трент

Познакомьтесь с древним исполином степи по имени Трент, дерево мудрее

ваших Ницше и Лейбницев, д–о–о–обрая тень мудрости, говорящая б–а–а–

а–а–архатным б–а–а–асом, живые обертона, так и обволакивают вашу

пустоту и желчность, сводя на нет, всю вашу злость.

— Он нас защитит.

— Защитит.

— Сильно защитит.

— Всегда защитит.

— Еще бы, с такими корнями, и таким взглядом. . наверное, раньше здесь

был лес, а он единственный остался.

Им слышится, как дерево говорит глубиннейшим басом, до самых корней:

«Я оберегу–у–у–у в–а–а–ас!»

— Да, мы ведь жители дома восходящего солнца.

Далекая древность передает вам привет, небольшая история, пропущенная

через руки толкинутых (Лоренцо одобряет) и эльфанутых, хотя, в Мордор

последних. Во времена общественной легализации веществ и отсутствия

нигилизма, наряду с гномами, орками, и прочими гражданами,

существовала некая третья сущность именуемая магией, она и сейчас где–

то рядом, но Тссссс! (берегите карму, просто слушайте!)

Существовал где–то на северо–запад от Вальхаллы, три познания в

прошлое к Шамбале, не доходя три поворота перед чебуречной

«Нефритовый воин», и как раз один грамм воображения, именно там. Был

один тысячелетний лес, переживший ни одно государство, ни одну

катастрофу, а даже целую бумажную фабрику, так заплевал ее сырьем, что

та подавилась и перешла на электронный формат. Лес был равнодушен, ко

всему, все, что его тревожит — его здоровье, его чистый дух, и не

порочность. Многие дроворубы, наломавшие в тех местах дров,

добровольно пошли на удобрения, так как за все нужно платить. То как же

это произошло? Достаточно камню обрести нюх, чтобы у него развилась

высшая нервная деятельность, а там и до самосознания недалеко, что для

нас год, — то для дерева минуты, что для нас жизнь, то для леса – одна

прогулка ветра. Это была причинно–следственная связь, рождения

сознания дерева – рождения первого энта. Вы думаете, он так, превратился