Двоеверие

Дружинин Руслан Валерьевич

– Не та… – сипло выдохнул он. Волчий Дух взъярился от разочарования, острая сталь клинка метнулась к горлу добычи. – Токмо крикни, зарежу. Уразумела?

Крестианка выпучилась от страха и закивала. Яр убрал руку с губ, она и правда не закричала, только мелко тряслась.

– Та была с златою косою, а эта чернявая, – стиснул Свирь в руке прядь волос.

Девчонка заплакала – худая и бледная, с глубоко запавшими щеками, словно голодала с рождения. Она совсем не понравилась Яру, но странным образом пахла его голубоглазым желанием.

–

Ты крестианка, в Монастыре живёшь: златовласую дщерь Настоятеля знаешь?

– Отпустите меня, Христа ради! – всхлипнула оседлышка. Сердце её, наверное, так бы и выскочило из груди, если бы не нож, приставленный к горлу. Поглядев на его светлую шкуру, она вдруг мигом зажмурилась.

– Не смотри на меня!

Яр от удивления вскинул брови, таких просьб от добычи он ещё не слыхал.

– Камушек чёрный! – бормотать девчонка. – Чёрный-пречёрный!

– Стерва пропащая! – сморщился он. – Сказывай, знаешь, где дщерь Настоятеля? Златы космы, голубы очи… ну?!

Оседлышка застучала зубами и открыла глаза. Она старалась не смотреть прямо ему в глаза, тем более за плечами Яра стоял крупный и хмурый как медведь Вольга, Сава тревожно поглядывал на добычу, Свирь лыбился, словно хотел сожрать её заживо.

– Это сестричка моя, Женечка! – расплакалась девчонка от страха. – Только не трогайте её! И меня отпустите!

– Женя… – повторил Яр, смакуя на губах крестианское имя, – Женечка, Женя, Евгения – милая, хрупкая, ладная! А где Женя?

– В доме, ей плохо! – выпалила девчонка так торопливо, будто долго искала, кому сказать, и только потом спохватилась.

– У Настоятеля две дочери, это верно, – напомнил Сава. – Младшая по караванам не ездит – затворница, старшую дочь в тот раз по пути перехватили.

Услышав, как они обсуждают разгромленный караван, девчонка со слезами запричитала.

– Не трогайте нас! Мы вам ничего не сделали! Оставьте, оставьте нас, Христа ради! Я никому ничего не скажу, Богом клянусь!

– Не скажешь? – Яр вздёрнул её за пальто и заставил крестианку смотреть себе прямо в глаза. – За надземников нас приняла? Ты скулить обожди, дай сроку, мы тебя в нору спустим, до кровавого харку расплачешься!

– Яр, дай мне её! – заторопился Свирь. – Я вдосталь потешусь!

Он нагнулся поближе к Настоятельской дочке и погладил её по волосам.

– Токмо гляньте, друже, со страху вся побелела, трясётся. Мне любы такие!

Оцепенелыми от страха руками она попыталась оттолкнуть от себя Яра, но тот схватил её за плечо и встряхнул. Крестианка выгнулась, словно от острой боли, и закричала, но Яр успел зажать ей рот ладонью.

– Не базлань, сука, сгублю!

Она глубоко задышала, зелёные глаза уставились ему в лицо. Яр разжал хватку, на руке осталось липкое пятно свежей крови. Рукав пальто вымок, будто крестианку уже кто-то ранил.

– Кто тебя окровил?

Она таращилась и молчала.

– Чего умолкла? Как зовут?!

– Дарья, – пролепетала она, готовясь в любой миг зарыдать.

–

На меня гляди.

Она снова зажмурилась. Яр сильнее встряхнул её за окровавленное плечо.

– Гляди, стерва!

Дарья застонала от боли и приоткрыла глаза. Яр секунду разглядывал младшую дочь Настоятеля, вдруг схватил её за волосы и прижался губами. Она не смела дышать, пока Яр целовал её, но вдруг бросил и с омерзением вытер рот.

– Мертвечиной разит, будто с трупом, вытаявшим, облобызался! Как ты такая тленная по миру ходишь?

– Не касайся меня, не касайся! – Дарья совсем потерялась, закрыла руками глаза и повторяла одно и тоже.

– Зарежь её, Яр. На кой ляд она нам сдалася? – Вольга с тревогой оглядывался, не идёт ли кто на звук их голосов. Псы заливались отчаянным лаем, собачье брехание быстрее пожара разлетелось по всем дворам Слободы. Свирь задрал голову, выпятил челюсть и загавкал крестианским собакам в ответ.

– Усохни, брехло! – рыкнул Яр на безухого. Одним рывком он поднял крестианку на ноги и толкнул Вольге. Его крепкие лапищи немедля подхватили добычу.

– Она Настоятеля дочка, невелика Честь такую под оградой зарезать. К норе её оттащите и никому не сказывайте… шустрей! – приказал Яр.

– А ты? – обернулся Сава. – К оседлым сей ночью не подобраться. Люди чутки, тебя схватят!

– Ристайте, – Яр лихорадочно наматывал голубой платок себе на руку. – Без голубоглазки совей не вернусь.

– Так и с ней не вернёшься! – не отставал Сава.

– Долой! – взревел Яр и оттолкнул его. Тотчас над оградой, затмевая звёзды, пронеслась тень. Земля содрогнулась, Великий Зверь приземлился на улице, недалеко от охотников. Увидев огромного волка, Дарья коротко вскрикнула и немедля лишилась сознания на руках у Вольги. Зверь будто впитал в себя саму темноту ночи. Он лязгнул зубами и понёсся по оседлым дворам, срывая с цепей собак и пожирая их налету.

Яр не стал медлить, одурманенный запахом голубоглазки он бросился в ночь. Дух подстёгивал его, в серых отблесках Навьего зрения пролетали улицы и дома, слепые силуэты людей за узкими окнами. Кто-то осторожно выходил на крыльцо, кто-то выбегал с оружием наготове, но обнаруживал возле будок кровь, обрывки цепей и клочки шерсти. Кто-то видел, как через забор одним махом перепрыгивает чудовище. Люди прятались в избах, кто посмелее догадались звать ратников.

Среди гомона поднявшейся Слободы Яр чудом пробрался к нужному дому. В окнах горело, дверь распахнута, внутри тихо – ни звука. Он вытащил нож, поднялся на крыльцо и зашёл в сени. За оббитой войлоком дверью полутёмная горница с парой свечей, шкафы, сундуки, стулья, лавки и стол вдоль стены, выбеленный печной бок выполз на добрую половину комнаты, кастрюли и банки громоздились на полках. Даже в Настоятельском доме, в самом большом из всех, оказалось не развернуться. Чем же такое жильё лучше норы, в которой Яр вырос? Зачем было предавать род и плодить здесь с крестианкой наследков?