Двоеверие
Шрифт:
Женя уставилась на неё, как на сумасшедшую. Надежда медленно соскальзывала в душе на дно чёрной пропасти.
– Нет, я не вижу, – будто издали отозвалась сестра. – Нет со мной никаких призраков и ничего мне не мерещится. Судьба моя – не твоя.
Губы у Дарьи задрожали, будто у маленькой. Она оцепенела от страха. В душе нечто рухнуло навсегда.
– Прости… – еле слышно проскулила она и трепетно потянула руки к сестре, но отдёрнула, словно боясь обжечься. – Ради Бога, прости меня, глупую, Женечка. Как могла я подумать, что ты… нет-нет-нет, он тебя никогда бы не тронул! Чудище… ты ведь сияешь, ты – свет, Женечка!
– Ты прости меня, Даша! – разрыдалась сестра и обняла её крепко-крепко. – Я поеду и привезу тебе из далёкого края лекарство. Далеко-далеко, там остались больницы, я смогу, я найду, я клянусь! Страхи, призраки – только болезни! Один раз болезнь мы уже победили, победим и второй! Ты излечишься, навсегда: веришь мне? Скажи мне, что веришь!
– Только тебе и верю, – заключила её руки в своих ладонях Дашутка. – А ты скажи, что ты меня не боишься: да, Женечка?
– Нет, не боюсь. Как могу я бояться? Ведь тебя больше всех на свете люблю!
– Я никогда-никогда тебя не обижу, – пообещала она. – С тобой мне легче становится, ничего страшного больше не чудится, и он не приходит. Вот и сейчас его нет. Ты рядышком, а он не является. На всех других готов броситься, но только не на тебя… и не на отца. Вы сильнее, вас он боится.
Женя оглаживала её по волосам. Рука коснулась янтарных серёжек, давнишнего подарка Егора. Только в семье, вместе с родными она могла уцелеть и ни с кем другим не могла.
– Хочешь, Дашенька, я тебе песню спою? – поцеловала её Женя в висок. – Одну старую-старую песню, которую мама ещё пела Егору, когда он болел?
Дашутка кивнула, и сестра тихонько и чуть осипнув от слёз запела.
В няньки я к себе взялаВетра, солнце и орла.Улетел орёл домой,Солнце скрылось под горой,После ветер трёх ночей,Вернулся к матушке своей.Ветра спрашивала мать:«Где изволил пропадать?Волны на море гонял?Златы звёзды сосчитал?»Я на море не гонял,Златых звёзд не сосчитал,Малых деточек укладывал.
– Я ведь никогда в жизни её не видала, – с тёмных ресниц Дарьи вновь закапали горькие слёзы. – Как много бы я отдала, чтобы вместо чужих голосов хоть разок мамин голос услышать. Красивая она была, говорят, чистая, как Богородица. Без неё моя душа гибнет.
– Коли помнишь о маме – не сможешь погибнуть, – успокоила Женя.
Дашутка блаженно улыбнулась, успокоенная и согретая силой сестры. Если бы Женя сейчас была белой птицей, то её светлые крылья заслонили бы её от безумия. Сколько бы зла не подкарауливало снаружи этой светлой обители, она бы её защитила, и Дарья пригрелась на груди Жени, как в объятьях ангела.
– Женечка, можно и я тебе песню спою? Очень красивую. Ты такую прежде не слыхивала.
И Дарья завела протяжным голосом песню, однажды услышанную от наставницы.
Гори, гори, моя звезда,Звезда любви приветная!Ты у меня одна заветная,Другой не будет никогда,
Твоих лучей небесной силоюВся жизнь моя озарена;Умру ли я, ты над могилоюГори, сияй, моя звезда…
На лицо упала тёплая капля. Дашутка подумала, Женя плачет, но, отерев каплю с лица, увидела кровь. Объятия Жени распались, она повалилась на бок.
– Женя! – вскрикнула Дарья, стараясь её удержать.
Но в доме не было никого. Сил хватило, только чтобы подсунуть под голову Жени подушку. Задыхаясь от страха, она слезла с постели, накинула поверх сорочки пальто, открыла двери и, шатаясь, вышла наружу. Белый Свет закрутился, сердце барабанило в ушах молотом. Окровавленное лицо сестры так и стояло перед глазами. Плохо соображая, Дарья, пошатываясь, заковыляла по тёмной улице. Ей казалось, она громко кричит, но на самом деле лишь сипло шептала.
– Помогите! Кто-нибудь, помогите!
Она прошла одну улицу, следующую. Вдруг, на другом конце в свете дальних окон мелькнули люди в куртках песчаного цвета. Рядом бежала собака, пристёгнутая к поводку. Они скрылись за поворотом, Дашутка поспешила за патрулём. Ей казалось, они идут очень быстро, она их никогда не догонит! Но вот впереди, совсем близко, тревожно заворчал пёс. На глазах Дарьи ратники свернули в проулок у частокола. Она хотела окликнуть, но дух захватило от холодного воздуха. Луна прыгала по земле и билась на тысячи звёздных осколков. Дальняя часть общины почти не освещалась, разве что парой маленьких окон. Дашутка побрела за угол, но тут запнулась обо что-то тяжёлое.
– Помогите… – выдохнула она. Глаза тупо уставились на тело у ног. Четверо ратников лежали в проулке между избами и частоколом. Выгнутая по хребту собака замерла рядом. Дарья попятилась, прикрыла дрожащие губы рукой, и тотчас кто-то схватил её сзади и зажал рот; он пах дымом и кровью и потащил её подальше от света, подальше от человеческого тепла.
*************
– Часа два назад как заметили. По темноте думали – простой зверь, а потом как даст вою – аж стены вздрогнули! С тех пор нет-нет, да и вылезет, – Василий вёл Сергея через боевой ход на стене, мимо ратников. Дозорные с тревогой вглядывались в темноту из-за кирпичных зубцов, тарахтел генератор, лязгало оружие и щёлкали магазины. Поле с западной стены Монастыря освещалась прожекторами, но под их лучи пока что никто не попал, лишь проталины и пустые холмы перед лесом.
– Если дикие звери подходят, мы их пугаем, но эта тварь стрельбы не боится. Легко в темноте за медведя сойдёт, – Василий подошёл к одному из прожекторов и повернул его. – Глаза в ночи как у кошки светятся. Здоровенный, матёрый волчище… да вот же он!
Сначала в жёлтом круге прожектора промелькнул сгусток тьмы, но Василий ловко навёлся и высветил зверя. Волк припал на брюхо и злобно оскалился на ратников. Даже со стены видно, что ростом он больше медведя. Любого здоровенного быка такой волк завалит и в одиночку уволочёт.
– Вот ведь тварь, – восхитился Василий и дал команду. – Вали его!
На стене затрещали ружья и короткие автоматные очереди. Из-под лап волка взбилась земля, зверь выскочил из-под света прожектора, но пули наверняка его зацепили.
– Это Лесной Дух, – сказал Сергей, когда выстрелы смолкли. – Обычным оружием его не возьмёшь, не тратьте патроны. Хозяева Леса со своей земли не уходят. Зачем же этот сюда заявился?
– Тут тебе пожрать не обломится, гнида! – высунулся Василий между зубцов. Волк выпрыгнул из непроглядного мрака, когти заскребли по стене, смрадная пасть щёлкнула всего в двух локтях от тысяцкого.