Двоеверие
Шрифт:
Тринадцать волков вышли из сумерек. Один из зверей перекрыл вход в нору, остальные обступили Навьи Рёбра по кругу – Яр так захотел. Пригнув головы, чудовища скалили янтарные зубы и угрожающе рычали на Саву и Свиря с Вольгой. С этой силой Яр мог прорваться куда угодно, даже в белокаменную Обитель.
– Охота зачата, – мягко взял Яр за руку Саву, расцепил онемевшие пальцы на рукояти ножа и срезал с шеи ему травной оберег. – Твоя стая вкусит крови, а кто Счастье с ней не разделит, тот сам не краше отступника.
Он с
– В крови единство. За род, Совесть и Предков, – огласил Яр и разжал пальцы на обережке.
– Навьи Рёбра идут крестианцев губить и путь нам никто не заступит. Нет вам дороже слова, нежели моё слово, и нет силы больше, нежели моя сила, ибо нет среди Нави иного от Зверя зачатого и с Зимним Духом рождённого. Ярь моя – ваша ярь. Воля моя – ваша воля. Злоба моя – ваша злоба. И люди станут нам стадом и пищей, и окромя Матери-Смерти никто Волков не осудит!
*************
– Святый Архангеле Рафаиле, усердно молю тебя, сохрани нас от всех видимых и невидимых враг, исцели болезни душевные и телесные, направь жизнь мою к покаянию и добру. Архангеле Рафаиле, услышь меня, молящуюся тебе, и сподобь в здешней и будущей жизни благодарить и славить Создателя нашего в бесконечные веки веков, – сипло вздохнула Дашутка и открыла глаза. Женя стояла перед ней на коленях и положила голову на кровать. Ближе к ночи она задремала возле постели сестры. Словно ангел. Дашутка коснулась её светлых волос, бережно отвела прядку за ухо и улыбнулась ошелушенными губами. – Архангеле Рафаиле…
Женя вздохнула, потёрлась лицом о сложенные под щекой руки и пробудилась.
– Дашутка, ты здесь?
– Здесь, Женечка. Но ведь тебя быть здесь не должно. Тебя Навь убила, – сказала она, будто не веря, что видит её живую.
– Нет, хорошо всё, Дашенька, спаслась я. Господь защитил и добрые люди злу не дали меня коснуться, – взяла её за руку Женя и погладила за ладонь. – Я обо всём позабыла, как только тебя без сознания увидела.
– Зато я про всё вспомнила. Про страшное. Где Илья, Женечка? Хочу видеть Илью. Сейчас.
– Сейчас никак нельзя. С ним всё хорошо, ты не бойся, – Женя пересела на постель, не отпуская руки. – В тебе совсем силы нет, два дня не пила и не ела, пролежала в бреду. Поберечь силы надо, больно хрупка нынче жизнь.
– Нынче… – рассеяно повторила Дашутка, оглядывая тесную спальню. – Какая же это жизнь? Что раньше, что нынче бьётся она в чахлом теле, никто и не взглянет. Четыре стены душат, сдавили, одиночество выпило. А, выйдешь наружу, скажут: «Вот идёт дочь Настоятеля, полуживая кликуша. И зачем Господь её уберёг? Чему умереть суждено, то быть хорошим не может», – шепчутся за спиной, думают я не слышу, названные друзья и подруги, чины и отцовские слуги. Один Илья не шептался и сплетниц осаживал,
Дарья попыталась подняться и спустить на дощатый пол тощие ноги, но Женя мягко, хоть и настойчиво, придержала её.
– Не думай. Отец и Тамара велели остаться в тепле.
– Я это тепло ненавижу, – затряслась и зашипела она. – Отец? Отец меня презирает, взгляд воротит, стыдится. Чую-чую – лишняя для него. Не хочет видеть, как каждому отнятому у смерти дню радуюсь, будто лучше бы и не жила вовсе.
Её голос сломался, она тяжело засопела.
– Улыбаюсь, смеюсь, подружек выглядываю, да нет настоящих подружек. Что им пустые забавы, что игры в любовь – для меня же спасение единственное, без которого тлею.
На звук голосов заглянула Тамара. Охая и приговаривая, она помогла Жене уложить Дарью обратно в постель, укутала её потеплее, но Дарья опять выбралась из-под одеяла и вцепилась нянечке в руки.
– Чего ты пришла? Я тебя звала, ведьма старая?! Думаешь, не слыхала, как ты с монастырскими бабами языком треплешь, как меня из мёртвой утробы вытаскивали? Как нет никого у меня и скоро мне помирать? Жалобишься, злая жаба! За три стены сплетни твои поганые слышу, прочь от меня, перебайщица тошная, базарное ботало, прочь!
– Что ты, милая! – перекрестилась Тамара и на силу вырвалась от неё. Дарья подалась всем телом вперёд и закричала так, что на шее вспучились жилы.
– Зачем спасли меня! Мёртвое к мёртвому! На четырнадцатый год я должны была в землю лечь!
– Тамара, она не в себе! Отца позови, да скорее! – Женя схватила её и прижала к подушкам. Споткнувшись о порог, Тамара выскочила из комнаты и плотно закрыла дверь. Лютая злоба из сердца отхлынула, и Дарья бессильно осела в руках и заревела белугой.
– А ты спасла меня, Женечка! Таблетками отпоила, вытащила с того света! Страшно мне, что-то со мной происходит, что-то плохое, Женечка!
Она схватила Женю за голову и горячо зачастила в испуганные глаза.
– Я голоса слышу чужие. Зайду в комнату и мне чудится – кто-то шепчет, бормочет, в пустой комнате-то. Мимо кладбища монастырского ходить не могу – кажется, ко мне умершие тянутся, кличут, о прошлом рассказывают. О себе всё рассказывают! И птицы за мной, караулят чего-то, чёрные вороны! Тело хотят мне исклевать!
– Что же ты, Дашенька, всё это видишь? – ощупала Женя лоб тёплой рукой.
– А ты не видишь? Ты не слышишь ничего никогда? – Дашутка схватила её за руку и сжала так, что Женя скривилась от боли. Тут же из глаз Дарьи хлынули слёзы. – Я больше так не могу! Тебя нет и нет, и нет, и нет, и нет! Ты в караванах, в разъездах, на юге, на севере, на востоке, по всему свету мечешься, а я одна со своими кошмарами, с чудищами, я здесь! Скажи, что ты их тоже слышишь! Скажи, что ты видишь их! Ты сестра моя, ближе тебя у меня никого нет!