Дворцовый переполох
Шрифт:
— Спасибо на добром слове, — процедила я.
— Значит, по сути, ты сказала, что некому приготовить мне ванну и чай с лепешками?
— Могу приготовить чай с тостами — они ничем не хуже лепешек, как подчеркивала твоя жена.
— Ты умеешь готовить? Джорджи, прах побери, да ты просто гений!
Я не выдержала и рассмеялась.
— Сомневаюсь, что умение заваривать чай и готовить тосты — признак гениальности. Но за прошедшую неделю я кое-чему научилась. У тебя в спальне горит камин, так вот, уголь в него принесла я, и растопила его тоже я.
Я торжественно
— Как это тебе удалось?
— Дедушка научил.
— Дедушка? Он здесь был?
— Не волнуйся, здесь его не было. Я ездила его навестить.
— Одна, в Эссекс? — Бинки произнес это так, точно я совершила путешествие по пустыне Гоби на верблюде.
— Бинки, что бы там ни говорили, люди ездят в Эссекс и возвращаются обратно живыми и невредимыми, — сказала я.
Впустив Бинки в его спальню, я ждала, что он похвалит меня за то, что она сверкает чистотой и протоплена. Но что взять с мужчины. Он всего этого даже не заметил, а принялся распаковывать дорожный несессер.
— Кстати, сегодня утром к тебе приходил посетитель, — сообщила я. — Очень противный толстый француз, Гастон Как-Его-Бишь. Надменный до ужаса. Где ты только умудрился с таким познакомиться?
Бинки побледнел.
— Я с ним, собственно, еще не знаком. Мы пока лишь переписывались, — ответил он. — Из-за него-то я и примчался в Лондон, и надеюсь благополучно все уладить.
— Что именно уладить?
Бинки застыл посреди комнаты, прижимая к груди пижаму.
— Полагаю, ты имеешь право знать. Хилли я еще ничего не говорил. Не смог. Даже не знаю, решусь ли, но рано или поздно ей придется все узнать.
— Что — все? — настойчиво спросила я.
Бинки плюхнулся на постель.
— Этот Гастон де Мовиль, видимо, шулер-профессионал, и он, видимо, когда-то играл с отцом в карты в Монте-Карло. Полагаю, ты догадываешься, что картежником отец был никудышным. Видимо, за карточным столом он проиграл остаток фамильного состояния. А теперь выясняется, что, видимо, это еще не все.
— Может, перестанешь повторять «видимо»? — резко спросила я. — Если это лишь слухи, мне они безразличны.
— Увы, это больше чем слухи, — Бинки тяжело вздохнул. — Видимо, — нет, совершенно точно, — этот негодяй де Мовиль утверждает, что отец поставил на кон замок Раннох и проиграл его.
— Отец проиграл наш родовой замок? Этому грубияну-толстяку, этому иностранцу? — голос мой взлетел до визга, какой совсем не подобает настоящей леди.
— Судя по всему.
— Не верю. Этот тип — мошенник.
— Этот тип утверждает, что у него имеется официальный документ, и сегодня намерен мне его предъявить.
— Бинки, в английском суде на этот документ никто и не взглянет.
— Завтра я увижусь с нашими адвокатами, но де Мовиль утверждает, что бумага была заверена при свидетелях у нотариуса во Франции и действительна в любом суде.
— Какой кошмар, Бинки.
Мы в ужасе смотрели друг на друга.
— Неудивительно, что утром он так настырно расспрашивал меня про замок Раннох. Хорошо, что
— Думаю, если он чего и хочет — так чтобы я откупился.
— А у тебя хватит на это средств?
— Само собой, нет. Джорджи, мы разорены. Отец проигрался в Монте-Карло, а когда он застрелился, долги его по наследству перешли ко мне, и… — Взгляд Бинки засветился надеждой. — Решено. Я вызову этого де Мовиля на дуэль. Если он человек чести, то вызов примет. Мы сразимся за замок Раннох как мужчина с мужчиной.
Я подошла поближе и положила руку на плечо брата.
— Бинки, милый мой, мне жаль тебя расстраивать, но позволь напомнить, что после отца ты, несомненно, худший стрелок во всем цивилизованном мире. Тебе никогда не удавалось подстрелить ни куропатку, ни оленя, ни утку — вообще ни одну живую мишень.
— Де Мовиль будет стоять неподвижно. Прямо передо мной. И он крупная мишень. Я не промажу.
— Он, несомненно, выстрелит первым, и возможно, он лучший стрелок во Франции. Я не хочу остаться не только без родового замка, но и без брата!
Бинки уронил голову в ладони.
— Что нам делать, Джорджи?
Я потрепала его по плечу.
— Мы еще поборемся. Что-нибудь да придумаем. В худшем случае заманим де Мовиля в Шотландию, якобы показать его новое обиталище, и через недельку его скосит пневмония. А если он не заболеет, я завлеку его на вершину горы, чтобы показать окрестный вид, и столкну вниз!
— Джорджи! — Бинки оторопел, затем рассмеялся.
— В любви и на войне все средства хороши, — произнесла я. — А мы теперь на войне.
Бинки не возвращался домой до позднего вечера. Я ждала его с нетерпением, чтобы узнать, как он справился с отвратительным Гастоном де Мовилем. Когда наконец хлопнула парадная дверь, я молнией помчалась в вестибюль. Бинки в изнеможении прошаркал мне навстречу.
— Ну как? — спросила я.
Брат вздохнул.
— Встретились. Этот Гастон совершеннейший негодяй, но документ, увы, у него подлинный. Почерк явно отцовский, и бумага нотариально заверена при свидетелях по всем правилам и снабжена печатью. Негодяй не хотел выпускать подлинник из рук, но дал мне копию, и завтра утром я покажу ее нашему адвокату. Однако честно скажу — надежды мало.
— Почему бы тебе не пойти на блеф, Бинки? Скажи этому негодяю, пусть забирает замок Раннох. Скажи, что охотно избавишься от него. Француз не продержится там и недели.
— Ничего не выйдет, — ответил Бинки. — Он не намерен жить в замке. Он собирается продать его — превратить в школу-интернат или отель с полем для гольфа.
— Скорее в школу, — сказала я. — Потребуются существенные переделки, прежде чем кто-то согласится заплатить, чтобы там жить.
— Ничего смешного, Джорджи, — резко сказал Бинки. — Прах побери, это наш дом. Наш род с дедушкиной стороны владел им восемьсот лет. И я не собираюсь просто так отдать его какому-то шулеру с континента.