Двойной бренди, я сегодня гуляю
Шрифт:
Флендерс замер, настороженный его интонацией. То, что Мэлори был не в духе, угадывалось дистанционно. Перепадов настроения шеф скрывать не умел и не считал нужным. На экране зависла неоконченная трёхмерная карта раскопок в квадрате "сигма-семнадцать". Флендерс исполнительно улыбнулся и показал взглядом на карту, как бы спрашивая позволения продолжить работу.
— Интересная картина получается, — невпопад проговорил Мэлори, не глядя на карту. Флендерс кивнул со сдержанным облегчением: начало разговора, как-никак, было нормальным.
— Да, чрезвычайно интересная. Во-первых, захоронения носят упорядоченный характер — теперь это видно отчётливо. Во-вторых, они все находятся в слое довольно
— Не в этом дело, — сказал Мэлори. — Джеффри, мне бы хотелось вас спросить... — он склонился к Флендерсу. — Что вы думаете о Лаи?
Что там такое у него на уме, беспокойно подумал Флендерс. Мэлори не отличался изощрённостью в способах вытягивания информации, но именно его топорная неумелость чаще всего оказывалась эффективной. Пытаясь уклониться от подобных вопросов, оказываешься ещё уязвимее, чем если бы на них отвечал.
— В каком смысле?
— Ну, ваше мнение о нём. У вас ведь сложилось какое-то впечатление?
— Впечатление? — деревянным голосом переспросил Флендерс, переводя взгляд с Мэлори обратно на экран. — Хорошее впечатление.
Спиной ощущая молчаливое нетерпение начальника экспедиции (и чего он прицепился, старый вирус?), он поспешил добавить:
— Парень подкованный. Прекрасно владеет материалом. Очень добросовестный, не побоюсь даже сказать — энтузиаст.
Энтузиастов мне ещё не хватало, подумал Мэлори. Впрочем, это и без твоих откровений ясно, любезный Джеф. Не коси под дурачка, давай конкретнее.
— А конкретнее?
— Ну, что я могу сказать? — проговорил Флендерс, пытаясь сосредоточиться на чертеже. Взгляд отводит, подумал Мэлори. Что за манера — не смотреть в глаза. — Археолог по призванию. Влюблён в профессию. Очень целеустремлённый; видно, что прилетел работать, а не ерундой заниматься.
Будто ты сам ею в жизни не занимался, подумал Мэлори. Как говорится, все делают это; и незачем воображать себя в белых одеждах. Сам он начинал — двадцать с лишним лет назад в Чили — с кое-как подготовленного отчёта, в котором была выдумана половина данных, а стратиграфия взята с потолка. (Артефакты были подлинными, но происходили вовсе не из раскопа — они были скуплены за бесценок у местных жителей). Тогда ему пришлось пойти на это, чтобы совладать с превышением бюджета. Иначе бы кто дал ему следующий открытый лист? Молодому специалисту трудно заслужить доверие; а ведь он, в отличие от некоторых, не тратил деньги на вечеринки с барбекю и не клал их себе в карман. Он ни цента себе не присвоил. Разве его вина, что он промахнулся с выбором места раскопок и что наёмные рабочие запросили гораздо дороже, чем он рассчитывал? Всё обошлось. Позднее он научился избавляться от лишней траты нервов более тонкими средствами. Например, при находке артефакта уже известного типа копировать и вставлять в отчёт описания из публикаций предшественников. Описания таких банальных находок, как пряслица, наконечники стрел или детали раннеиндустриальной техники, никто не проверял "Антиплагиатом", а экономия сил была существенной. Всё равно эта пресловутая влюблённость в профессию никого не интересует. Куда нужнее знание техники безопасности и Археологической конвенции ООН. Нечего колоть всем глаза своим чистоплюйством.
— Ясно, — обронил Мэлори, хотя ему по-прежнему было ясно далеко не всё. Краем глаза он заметил появившуюся Эрику и ретировался, оставив Флендерса в недоумении.
Вернувшись к себе в кабинет, он залпом выпил остывший чай и задумался. Беседа с Флендерсом по информационной ценности была почти нулевой; но она вытянула из подсознания Мэлори кое-что, в чём он раньше себе не признавался. В его представлениях о пребывании
Тем необъяснимее его влияние на команду. Барнардцы — понятно, но наши-то с чего так к нему липнут? Надо видеть, как у них загораются глаза, стоит ему вступить в разговор или помочь кому-то с каким-то рутинным делом.
Вполне возможно, пришло в голову Мэлори, здесь высовывает нос старое посконное суеверие. Удачи экспедиции начались с приезда Лаи, вот ребята и ставят подсознательно своё везение ему в заслугу. Рассматривают его как талисман. Что ж, Мэлори не против тотемов; лишь бы тотемное животное знало своё место.
Доведя эту мысль до конца, он почти успокоился. Он проверил выход в библиотечные ресурсы Марнета. Подключение наконец наладили. Мэлори выбрал ссылку "Предполагаемые изотопные датировки разрушения марсианских городов и скорость отложения почв на Марсе" и погрузился в чтение.
— Носорог исстрадался, — сказал Коннолли. — Ходит вокруг Вика и ищет, в какое место его боднуть.
Дело происходило вечером, в комнате отдыха. Кроме него, там были только Лика, Флендерс и Лагранж. В углу в кресле развалился Фоо, но он не принимал участия в разговоре — заткнув уши наушниками, он с видом полного блаженства крутил на видеоплеере какой-то устрашающий вестерн древних времён, где по экрану носился Гойко Митич в нейлоновом парике.
— Ты думаешь? — тревожно спросил Флендерс. — Я обратил внимание, что он ведёт себя с ним как-то натянуто, но, по-моему...
— По-твоему, он спит и видит, как бы выпить с ним на брудершафт? — перебил Коннолли. — Джеф, я знаю Носорога. Я учился у него, когда был студентом, хотя он меня вряд ли помнит. Но я-то его помню. И если ему кто-то пришёлся не по душе, то это по-научному называется "холодная война".
— Пока ещё не война, — поправила Лика. — Пока Мэлори изучает его — силится понять, что он такое.
У Флендерса по спине пробежали неприятные крысиные лапки. Лучше пока молчать об их разговоре, решил он. Он надеялся, что не сказал тогда ничего лишнего.
— На какую мозоль он ему наступил? — вслух сказал он. — Классный профессионал, человек замечательный, а Мэлори почему-то смотрит на него, как на взрывное устройство.
— Именно поэтому, — сказал Лагранж с каким-то сожалением в голосе. — Неужели не понятно?
— Потому, что он профессионал? — спросила Лика. Лагранж массировал себе кисти рук, с хрустом разминая узловатые пальцы.
— И это тоже. Хуже другое. И бедняга Виктор не подозревает, насколько это хуже.
Он свесил руки между колен и прищурился.
— Вы знаете, что в барнардских языках нет таких слов, как "индивидуальность" и "самовыражение"?
— Что за ребусы, — насупился Коннолли. Флендерс был озадачен не меньше.
— Откуда у вас такие сведения, Симон? Насколько я могу судить о барнардской цивилизации, на муравьиную кучу она не похожа. Яркость и независимость у них очень даже ценятся.
— Неверное слово, Джеффри. Не ценятся. Можно ли сказать, что у землян ценится умение ходить на двух ногах?