Двойной бренди, я сегодня гуляю
Шрифт:
— Это было внутри сосуда.
— Что это? — Лаи внимательно рассматривал изделие. — Платина?
— Иридий. Ничего не скажешь, о долговечности они позаботились.
Лагранжу очень хотелось спросить барнардца, что произошло между ним и начальником экспедиции. За завтраком он заметил, как Лаи, увидев приближение Мэлори, резко поднялся и пересел за другой стол. Ему это не понравилось; но во всём остальном Лаи вёл себя как ни в чём не бывало, а Лагранж знал, что барнадцам не следует задавать лишних вопросов.
—
— Да, — кивнул Лагранж. — Портрет марсианина.
С полуоткрытым ртом Лаи разглядывал рельеф на тяжёлой иридиевой бляшке. Существо на портрете гораздо меньше походило на ящерицу, чем можно было ожидать по реконструкциям; скорее оно напоминало земного панголина, которого он видел в зоопарке. Вместо волос голову марсианина покрывал "шлем" из крупных чешуй, и по тому, как чешуи расходились сверху, было похоже, что у него есть теменной глаз. Ниже шеи виднелось сложно украшенное одеяние, тщательно проработанное и явно парадное.
— Икона? — предположил Лаи. Лагранж покачал головой.
— Не думаю.
— Почему?
— Сложно сказать. Есть у меня такое чувство...
Лагранжу этот портрет был безотчётно неприятен. Чем именно — он не мог себе объяснить. Создание на портрете не казалось отвратительным — напротив, оно отличалось своеобразной грацией. Вполне симпатичная была раса, подумал Лагранж. Пока что-то не натворила и не изуродовала себя мутациями... Но всё-таки у этого господина в пышных одеждах, вероятно, был тяжёлый характер.
— Не хотел бы я встретиться с ним вживую, — заметил Лагранж. — Не знаю, почему, но у меня от этой картинки мурашки по коже.
— Сказать вам, почему? — Эрика Йонсдоттир, всё это время молча возившаяся с файлами, подняла голову. — Потому что вы встретили дракона. Это дракон, доктор.
— Хотите сказать, что я расист, Эрика?
— Отчего же?
— Бедный марсианин не виноват, что случайно оказался похож на какой-то земной символ. Значит, я не могу побороть свои расовые предрассудки.
Рассуждая, он успел заметить, как дрогнули ресницы Лаи на словах "расовые предрассудки". Впрочем, барнардец мгновенно взял себя в руки, и Лагранжу оставалось лишь догадываться, совпадение это или нет.
— Я не об этом, — возразила Эрика. — Понимаете... Мои предки верили, что драконы в прошлом были людьми. Плохими людьми. Предположим, вы убили своего отца ради денег. Вы превратитесь в дракона.
— А-а, — сказал Лагранж. — Но ведь это только один из мифов. У китайцев драконы добрые. А у вас, Виктор? Есть в вашей мифологии драконы?
Лаи не успел ответить. Дверь лаборатории открылась, и на пороге появился Мэлори в комбинезоне.
— Вы получили форму для пресс-релиза? — не здороваясь, спросил он. Флендерс в углу обернулся.
— Заполняем. Беда в том, что она уже два раза зависала.
— Вызовите
Лаи сдёрнул с бритой головы рабочую косынку, аккуратно сложил её, шлепком бросил на стол перед носом у Мэлори и вышел из лаборатории.
— Это ещё что за новости? — у начальника экспедиции побелела переносица. — Что происходит?
— Нет, monsieur Malorie, это я хочу знать, что происходит, — произнёс Лагранж. — Вы разговаривали с Виктором сегодня утром? Что вы ему наговорили?
Мэлори отодвинулся от Лагранжа и заложил руки за спину.
— Полагаю, я имею права не отвечать на вопросы, заданные в таком тоне.
— А я полагаю, что имею право их задавать, — отрезал Лагранж. — Не забудьте, что мне почти восемьдесят, и я работал в археологии ещё тогда, когда вам меняли подгузники, monsieur Malorie. Что вы сказали Виктору перед завтраком?
— Не ваше дело, — огрызнулся Мэлори и отвернулся. Лагранж обошёл вокруг стола и очутился с ним лицом к лицу.
— Вы, кажется, больше всего на свете озабочены безопасностью? — пренебрежительно сказал он. — Имейте в виду, оскорблять барнардцев — не самое безопасное хобби.
Мэлори поджал губы и защёлкнул отстегнувшуюся кнопку комбинезона.
— Вы о чём?
— Я не меньше вас заинтересован в том, чтобы на станции ничего не случилось, мистер Мэлори. Но в таком варианте развития событий я сомневаюсь.
— Это что, угрозы? — напрягся Мэлори. Лагранж неприятно усмехнулся.
— Это соображения здравого смысла. Вы видели, что он сбросил перед вами головной убор? Он крайне рассержен, Артур. В таком состоянии он способен на что угодно, и лучшее, что вы можете сделать — извиниться, пока не поздно.
Начальника экспедиции бросило в пот. Ему отчётливо вспомнились красные пятна на щеках Лаи и его слова: "В таком случае я буду вынужден действовать по собственному усмотрению".
— Благодарю, — сдержавшись, сказал он. — Именно ваших советов мне и не хватало, чтобы руководить экспедицией.
Он сунул руки в карманы комбинезона и вышел.
— Симон, — полушёпотом позвал Флендерс, когда за Мэлори закрылась дверь лаборатории, — так это что-то значило? Когда он швырнул бандану?
— Если я что-нибудь знаю о барнардцах, — так же тихо ответил Лагранж, — то это ритуал объявления кровной мести.
В лаборатории наступила тишина. Даже вентиляторы оборудования как будто приумолкли.
— У них существует кровная месть? — Флендерс катал по столу стило.
— Формально она запрещена, и кровника объявляют вне закона на десять лет. Для барнардцев это немаленький срок, но это редко их останавливает. А общество очень консервативно и всё ещё относится к таким снисходительно.