Двуликий бог
Шрифт:
— О, Сигюн, — протянул он, касаясь губами моей шеи чуть выше своей руки, — печальный опыт тебя ничему не учит, — голос его стал жёстче, пальцы сжались, и я снова ощутила удар спиной и головой о дерево ставней. Губы разомкнулись сами собой, делая сдавленный выдох. — Что мне сделать с твоим дрянным языком? Отрезать его или применить по назначению? — страстно прошептал мужчина и вдруг разжал руку. Это произошло столь неожиданно, что я рухнула на пол. Голова кружилась, а шея сохранила ощущение горячих давящих пальцев. Я не чувствовала в себе сил встать. Локи же не церемонился со мной. Лениво сжав длинные волосы и накрутив их на ладонь, он невозмутимо направился к любимому креслу и потянул меня по полу за собой.
Я закричала. Как же я ненавидела, когда он таскал меня за волосы! И лживый ас знал об этом.
— До чего же ты глупая девчонка, — вкрадчиво произнёс он. Гнев в глазах двуликого бога сменился похотью, тон стал спокойнее, а голос почти мягким, томным. Это было обманчивое состояние, потому что зачастую животную страсть в нём пробуждало и насилие. В мире Локи это называлось совмещать приятное с полезным. — Лучше всех знаешь, что я всегда добиваюсь своего, — о да, я это знала. Знала, когда властные ладони резкими частыми движениями заставляли мои губы ублажать его, порой задыхаясь и давясь, когда ногти оставляли саднящие царапины на лице, когда нескромные и громкие стоны удовлетворения срывались с тонких губ. О, как сильно я ненавидела его в тот момент! Как бы чудесно я ни держалась, он всё равно из любой ситуации выходил победителем, диктовал мне свою волю. Ярость сдавила грудь, и, отринув последнее благоразумие, я, что осталось силы, сомкнула зубы. Гордец лишь поморщился, и в следующий миг оттолкнул меня прочь. Несколько мгновений он так смотрел на меня… Словно сожалел, и этот взгляд испугал меня больше, чем любой гнев на глубине золотистых глаз. А затем Локи снял со стены хлыст.
Недолго думая, я бросилась к дверям, подобрав полы длинного наряда. Конечно, я не успела. Страшный свист разрезал воздух совсем рядом с ухом, удавка обернулась вокруг горла и дёрнула назад, на миг выхватив мир из моего сознания. Я упала на спину, и, прежде чем успела что-либо осознать, кончик кнута от нового удара рассёк алое платье и светлую кожу моей груди. Боль оказалась ошеломляюще сильной, такой мучительной, что я закричала в голос, сама того не понимая. Мой отчаянный крик слился воедино с его жестоким злорадным смехом. Я лежала на холодном камне, боясь вздохнуть. Локи обошёл меня и замахнулся вновь. Я закрыла глаза. Удар пришёлся в пол так близко к моему лицу, что я встрепенулась, но ощутила только порыв воздуха на щеке. Я взглянула на своего мучителя. Он смотрел на меня насмешливо, издевательски приподняв бровь. Локи никогда не промахивался, и тот раз не был исключением. Он играл со мной, и хотя его развлечение было жестоким и болезненным, оно всё же разительно отличалось от кровавой расправы, что мне один раз уже доводилось видеть.
— Поднимайся, Сигюн, — вполголоса велел Локи. Мне казалось, что я больше не могу. Что пусть я умру прямо здесь, но ноги больше не поднимут меня. Удар по касательной, задевший плечо, заставил меня передумать. Я снова вскрикнула, но приподнялась на дрожащих руках, затем встала на ноги. Посмотрела на Локи, перехватила его самодовольный взгляд. — Танцуй. Я тебя научу, — и кнут звонко ударился о землю совсем близко от моей туфельки, заставив меня подскочить на месте. — Гордость тебя погубит, — второй удар, точный, продуманный, но вполсилы, словно немое предупреждение. — Я — твой бог и твой господин, — третий удар, четвёртый, следующий, снова и снова… Из последних сил я подпрыгивала, словно по раскалённым углям Муспельхейма. Безжалостный ас оставался неумолим. — В этом чертоге или вне его у тебя один бог! — очередной удар пришёлся по кончикам пальцев, едва защищённым тонкой тканью, вырвав отчаянный стон из груди, слёзы из глаз. — Моё слово — закон, мои решения непререкаемы, — умелый удар ниже коленей, лёгкий, но подсекающий, заставивший меня склониться перед богом огня.
Облизав губы, он приблизился ко мне, окинул взглядом сверху. Размахнулся снова. Я закрыла глаза, сжала губы. Только
— Тьма Нифльхейма с тобой, — глухо, устало произнёс Локи, несильно оттолкнув меня ногой. Впрочем, этого было достаточно, чтобы завалиться набок, чтобы боль снова обожгла кровоточащие полосы от кнута. — Пошла вон. И больше не смей приближаться к моим покоям.
Глава 18
Просыпаться в обществе Хельги — главного лекаря золотых чертогов — входило у меня в печальную привычку. Женщина почти никогда не задавала вопросов и, казалось, бодрствовала целый день. Я смутно помню, как покидала покои огненного бога и как пришла к ней, приходила ли вообще. Но, так или иначе, наши пути пересеклись, и исцеляющие руки Хельги снова выручали меня из беды. В этот раз всё обошлось — я догадывалась по тихому, недоверчивому ворчанию целительницы. Когда ситуация была серьёзной, лекарь всегда работала молча, максимально сосредоточенная. Тогда она вся собиралась воедино и действовала точно, не ведая промахов. Движения её становились отрывистыми, но быстрыми и ловкими. Если же она успевала отчитывать меня за безрассудство или сетовать на неуправляемую ярость повелителя, значит, случай у меня был пустяковый. По меркам вспыльчивого аса, конечно. Бедная Хельга! С крутым нравом Локи работы у неё никогда не убывало в пламенном дворце.
Я слепо подчинялась повелениям лекаря, словно безвольная деревянная фигурка. Мысли мои были где-то далеко и от Хельги, и от жестокой реальности. На всё тело навалилась усталость, тяжесть бесконечных горных хребтов. Злость улетучилась, уступая место слабости, и воспоминания в голове сменяли друг друга очень медленно, нехотя. Я сожалела обо всём произошедшем. Я желала спокойной беседы, но когда увидела эту девушку верхом на мужчине, которого любила, его отстранённый, жестокий взгляд… Стало так больно, что лучше не вспоминать. Оставалось только надеяться, что и Локи отойдёт, остынет к утру, как всегда и бывало.
Мысль о том, что отныне путь в его покои может быть для меня заказан, обжигала неприятным холодком где-то между лопаток, заставляя поёжиться. Одно обнадёживало: повелитель пощадил меня. Наказание Локи было зрелищным и доходчивым, это несомненно, но мне уже доводилось видеть, какой силы может быть удар кнута, если он призван покалечить. В первый момент меня ослепило болью, но я смогла подняться на ноги, добраться в свои покои самостоятельно. Хельга обработала алую полосу жгучей мазью, а затем перевязала, и ей не понадобилось ни останавливать кровь, ни сшивать воедино края раны. Хитроумный супруг позаботился о том, чтобы не рассечь кожу слишком глубоко и не оставить шрамов, уродующих тело. Это была очень своеобразная забота, и мне становилось жаль. Забавно, любая другая асинья пришла бы в ужас и непременно лишилась бы чувств, расскажи я ей хоть малую часть того, что мне довелось пережить в чертоге бога обмана, а я… Верно, со мной было что-то не так.
И, слабо улыбнувшись, под уютное, почти родное воркование лекаря я заснула. Я спала очень крепко, мертвецким сном и не видела ни сновидений, ни воспоминаний о прошедших днях. Ночь пролетела незаметно, будто её и не было, и я очнулась на рассвете вместе с пением птиц оттого, что кто-то, как мне показалось, не сводит с меня глаз. Первые несколько минут я не разнимала век, надеясь продлить сладостные мгновения забвения, в которые мне не надо было ничего помнить или решать. Но, увы, я окончательно проснулась. Притворяться спящей не было смысла, и я приподняла ресницы. Солнечный свет привычно ударил в глаза, заставляя зажмуриться и часто заморгать, пока зрачок не привыкнет к нему. Рядом сидел он — этот профиль я бы узнала с одного быстрого взгляда. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули яркой эмоциональной волной, и я сама не заметила, как вздрогнула. Длинные пальцы коснулись моих волос, убрали волнистые после сна пряди с лица. Я испытывала смешанные чувства от едва ощутимых нежных прикосновений, а потому молчала, боясь проронить неверное слово. Сердце в груди билось подстреленной птицей.