Дядя самых честных правил 11
Шрифт:
Я вскинул middle wand и огляделся. Пока мы расправлялись с четырьмя тварями, у опричников дела складывались не лучшим образом. Твари, вылупившиеся из остальных фальшивых индейцев, рассыпались по обеим сторонам дороги. Тенями пробравшись за кустами и по склону с правой стороны, они обрушились на отряд с флангов. Уже четверо моих людей лежали в пыли, распоротые от шеи до паха. Живые вели бешеный огонь, но могли лишь отогнать противников, а те кружили возле них с сумасшедшей скоростью, неожиданно бросаясь и пытаясь выдёргивать
Бух! Бух! Бух!
От серии Знаков они легко увернулись — слишком уж велико было расстояние, с которого я стрелял. И тут же несколько тварей кинулось в мою сторону, посчитав лёгкой добычей.
— Костя! — Киж сорвался им наперерез. — Я их возьму!
В этот момент дал о себе знать Смеющийся Медведь. Стоя на коленях в центре нарисованного круга, он поднял над головой бубен и ударил в него колотушкой.
— Ай-на, ай-на, ай-на-хе!
Шаман запел, стуча колотушкой и совершенно немелодично завывая. И что самое удивительное — это сработало!
Твари бросили опричников и все до одной кинулись к шаману. Киж даже сделать ничего не успел, как толпа кожеходильцев смела его со своего пути, уронила на землю и пробежалась по спине.
Будто стая чёрной саранчи, твари шипя и притопывая всеми четырьмя конечностями, повели адский хоровод подле Смеющегося Медведя. А тот бил и бил в бубен, выкрикивая бессвязные слоги. Лицо его побледнело, а по лбу катились крупные капли пота. Было видно, что он вкладывает в своё колдовство всю мощь и надолго его не хватит.
Я не собирался ждать, когда у шамана закончатся силы. Вон они, враги! Нервный принц задрожал и принялся выплёвывать в кожеходильцев Знаки.
Вокруг Смеющегося Медведя разверзся провинциальный филиальчик огненного ада. Пламя пожирало кожеходильцев, даже не подумавших уворачиваться. Пепел закручивался чёрными вихрями, а на землю падали конечности, оставшиеся без хозяев.
Шаман держался, сжав зубы и колотя в бубен. И лишь когда последняя тварь сгорела в огне, он уронил руки, закатил глаза и завалился набок. А я соскочил с лошади и кинулся к Харитону — старший опричник лежал у придорожных кустов и зажимал разорванное бедро. Но раньше меня к нему успел Ункас: индеец деловито занялся раной и с полным спокойствием сказал:
— Жить будешь, не дёргайся.
— Константин Платонович, уходят! — отвлёк меня крик Кижа.
Потрёпанный мертвец, едва сумев подняться, указывал рукой на заросший кустарником холм. Там, между веток, мелькали те самые ноги кожеходильца. Прыгая и двигаясь зигзагом, они быстро уходили вверх по склону. Я вскинул Нервного принца, но не успел — беглянки скрылись за гребнем холма.
— Шут с ними, — я бросил middle wand в кобуру, — не до них сейчас. Идём, поможем выжившим.
Глава 21
Долг князя
Самое худшее после любого боя — это считать потери. Пятеро
Раненых было семеро, точнее восемь — вместе с Харитоном Хухаем. Но старший опричник после перевязки только отмахнулся, мол, рана лёгкая, ничего опасного.
— Зашью кого можно, — буркнул Киж, направляясь к раненым.
Уж в чём, а в колотых и резаных ранах мертвец разбирался на отлично, не хуже какого-нибудь хирурга. Кстати, отделался он на удивление легко: все порезы от когтей тварей на нём затянулись, стоило мне влить в него эфирную «пряжу». А вот с одеждой не так повезло — сейчас Киж выглядел как бродяга, подранный кошками.
Помогать ему взялся Ункас. Весь бой он провёл с тем же бесстрастным выражением лица, стреляя без перерыва. И ни разу не дал приблизиться к себе кожеходильцам, выцеливая у них глаза, и каждый раз попадал в цель.
Смеющийся Медведь отлежался в тенёчке под деревом, пришёл в себя и выглядел вполне себе довольным жизнью.
— Однако, хорошо получилось! — хихикал он. — Давно хотел этот обряд попробовать.
Но я не дал прохлаждаться синекожему, а отправил помогать с ранеными. Шаман? Значит, должен уметь лечить.
Через пару часов Киж и Смеющийся Медведь явились ко мне с неутешительными новостями.
— Четверо не доживут до следующего утра, — объявил вердикт Киж.
— Очень плохой яд попал в раны, — покачал головой шаман. — Никто уже не поможет.
Все умирающие лежали без сознания, бледные, с тёмными вздувшимися венами на шеях.
— Как умрут — сразу сжечь надо, — шепнул мне Смеющийся Медведь. — Чтобы кожеходильцами не стали.
Я попытался подсыпать им чёрного песка, но ничего не вышло. Их «песочные часы» жизни треснули, и песок не дал им ни одной лишней минуты. Жребий опричников был измерен, взвешен и найден слишком лёгким.
И самое обидное, что будь я некромантом, то мог попытаться их спасти. Даже без Таланта я видел внутри них тёмный клубок эфирного яда, который их и убивал. Его можно было попытаться вытянуть, дав людям чуть больше шансов. Но, увы, деланной магией это сделать было невозможно.
Такая несправедливость буквально взбесила меня. Да что же это такое! Мои люди умирают, а я ничего не могу сделать! При этом задачу мне с ними ставили как полноценному некроманту. Гнев затуманил глаза, кипя внутри обжигающим варевом. И я, не контролируя, что делаю, прыгнул за грань.
— Ты быстро вернулся, Бродяга. Забыл что-то спросить?
Хозяйка будто ждала меня. Едва я открыл глаза и моргнул, привыкая к белому туману, как за спиной раздался её голос.