Дьявол и паж
Шрифт:
— Но, милорд, это лошадь мистера Манверса, и…
— К черту мистера Манверса! Ладно, я пойду сам! Нет, постой! А пистолет?
Хозяин был обескуражен.
— Милорд, вам, наверное, голову напекло!
— Напекло в это время года? — раздраженно прорычал Руперт. — А ну живо найди мне пистолет!
— Хорошо, милорд. — Флетчер поспешно удалился.
Руперт вернулся в кузницу. Кузнец упоенно колотил по наковальне.
— Когейн! Когейн, ты слышишь меня?
Кузнец прекратил колотить.
— Да, милорд?
— Поскорее
Когейн изумленно распахнул рот.
— Но эта лошадь не принадлежит его милости, сэр…
— Гром и молнии, да на кой его милости сдалась такая кляча? Ты что, за дурака меня принимаешь?
— Ваша светлость, это кобыла мистера Манверса!
— Да пусть хоть самого дьявола! — взъярился Руперт. — Мне она нужна, и не будем больше толковать об этом! Сколько тебе требуется времени?
— Четверть часа, сэр, может, немного больше.
— Дам гинею, если поторопишься! — Руперт пошарил в карманах и извлек оттуда две кроны [53] . — Возьмешь гинею у Флетчера, — добавил он, пряча кроны обратно в карман. — Да не смотри так на меня! Давай берись за свою кувалду, пока я не привел тебя в чувство!
Подбодренный таким энергичным напутствием, кузнец споро принялся за дело.
— Конюх мистера Манверса отправился на ферму Фоли, милорд. Что, по мнению вашей чести, я должен ему сказать, когда он вернется?
53
Крона равна пяти шиллингам, гинея — двадцати одному.
— Передай ему, что лорд Руперт Аластер от всей души благодарит мистера Манверса — а кто такой, черт побери, это Манверс? — за то, что тот согласился одолжить свою кобылу. — Руперт обошел животное. — И это лошадь? Мешок с костями, вот что это такое, а не лошадь! Человеку непозволительно владеть подобным пугалом! Ты слышишь меня, Когейн?
— Да, милорд.
— Как закончишь работу, приведи эту скотину к постоялому двору.
Руперт вернулся в таверну, где его уже поджидал Флетчер с большим пистолетом в руках.
— Заряжен, сэр, — испуганно сообщил хозяин постоялого двора. — Милорд, вы уверены, что с вами все в порядке?
— Не имеет значения! Так куда уехала карета?
— В сторону Портсмута, сэр, насколько я могу судить. Но я надеюсь, ваша светлость не собирается преследовать ее?
— Что еще скажешь, болван? Мне нужна шляпа. Найди мне шляпу, черт возьми!
Флетчер подчинился.
— Если ваша светлость соблаговолит примерить мою выходную…
— Вот это?! Ну… что ж… я заплачу, когда вернусь. Да где же этот чертов Когейн? Он что, всю ночь собирается возиться с этой скотиной? Бог мой, я отстаю уже на час, никак не меньше!
Через пару минут появился Когейн, ведя под уздцы многострадальную
— Милорд, мистер Манверс весьма вспыльчивый господин, и, честно говоря…
— К черту мистера Манверса! Этот болван, которого я и в глаза не видел, мне чертовски надоел! — взвился Руперт и пришпорил лошадь.
Очень быстро выяснилось, что позаимствованную кобылу никак нельзя отнести к горячим скакунам. У нее имелись свои представления о перемещении в пространстве, каковых она неукоснительно и придерживалась к огромному негодованию его светлости. Лишь к четырем часам пополудни Руперт добрался до Портсмута, изрядно утомив и себя, и несчастное животное.
Его светлость прямиком устремился к набережной; там он выяснил, что частная шхуна, стоявшая на якоре в течение трех дней, отчалила менее часа назад. Руперт в сердцах швырнул оземь шляпу почтенного Флетчера.
— Чума меня побери, опоздал!
Начальник порта с вежливым удивлением наблюдал за его светлостью.
— Скажите-ка любезный, — Руперт спрыгнул на землю, — не было ли на шхуне одного мерзавца-француза?
— Да, сэр, на борт судна поднялся рыжеволосый иностранец, его сопровождал молодой человек, по всей видимости сын.
— Сын?!
— Да, сэр, похоже, малый не совсем здоров. Француз сказал, что у него лихорадка. Он завернул его в огромный плащ и на руках поднял на борт. Я еще сказал Джиму, что не дело тащить мальчишку в море, коль он болен.
— Подсыпал снотворного, как пить дать! — разъярился Руперт. — Он заплатит мне, за все заплатит! Нет, каков наглец — увезти ее во Францию! Что, черт побери, ему от нее потребовалось? Эй, любезный! Когда отправляется в Гавр следующий корабль?
— Сэр, его не будет до среды.
Несмотря на плачевное состояние кружев и заляпанный грязью камзол, начальник порта ни на минуту не усомнился, что перед ним благородный господин.
Руперт печально оглядел себя.
— Ну и вид у меня. А это что? — он ткнул в утлое суденышко, груженное кипами материи. — Куда направляется эта посудина?
— В Гавр, сэр, но, как вы видите, это всего лишь торговец.
— Когда он снимается с якоря?
— Сегодня вечером, сэр. Он и так уже задержался на два дня в ожидании попутного ветра.
— Годится, — обронил Руперт. — Где хозяин?
— Но это старая грязная посудина, сэр, и вам не…
— Грязная? Черт возьми, не знаю, кто из нас грязнее! — хохотнул Руперт. — Разыщи капитана и скажи ему, что я хочу нынче же вечером переправиться во Францию.
Начальник порта удалился и вскоре привел крепкого детину в домотканой одежде, с окладистой черной бородой. Детина флегматично оглядел Руперта и, вынув изо рта глиняную трубку, отчетливо произнес два слова:
— Двадцать гиней.