Дьявол на коне
Шрифт:
– Мне кажется, довольно необычным разговор получился у нас из-за того, что я не знала слово… «эмпиментировать», не так ли?
– Маловероятно, чтобы вы могли знать это слово, так как, к счастью, сейчас оно малоупотребимо. Оно означает освежать воздух запахом сжигаемого можжевельника или восточными благовониями. Это приходилось делать, когда зловоние от камыша становилось невыносимым.
– Но ведь проще было бы убрать его.
– Время от времени его меняли, но он настолько пахуч, что запах все равно оставался. Взгляните на эти сундуки. В них хранились фамильные сокровища: золотая и серебряная посуда, конечно же, меха… соболь, горностай, белка. А в закрытом
Наши шаги гулко отдавались на каменном полу. В спальне не было кровати, только несколько громоздких предметов, которыми, решила я, пользовались до того, как были сделаны новые пристройки.
Из этой комнаты мы прошли в другие маленькие комнатки, обставленные так же скудно, с голыми каменными стенами и каменным полом.
– Дом средневекового дворянина, - сказал граф.
– Неудивительно, что с течением времени мы были вынуждены выстроить более удобные жилые помещения. Смею заверить вас, мы очень гордимся своими замками. В правление Франциска Первого строительство шло полным ходом. Видите ли, в моде все следовали за королем. Он очень любил искусство. Однажды он заметил, что люди могут создавать королей, но лишь Бог способен сотворить художника. Король интересовался и архитектурой, так что его друзья тоже переняли моду интересоваться ею, поэтому вельможи соперничали друг с другом, возводя себе роскошные дворцы. Отчасти это делалось для того, чтобы щегольнуть своим богатством, отчасти для того, чтобы иметь возможность обделывать тайные дела. Вот почему во всех замках есть потайные комнаты, секретные проходы, и мы полны решимости никому их не показывать. Но, возможно, как-нибудь я проведу вас по нашим тайным местам. Одна знатная дама приказала обезглавить своего архитектора, чтобы быть уверенной, что план ее дворца сохранится в тайне.
– Мне кажется, это слишком крутая мера.
– Но вы должны признать, что абсолютно надежная. О, милая кузина, как мне нравится шокировать вас!
– Боюсь, я омрачу вашу радость, сказав, что не верю вашему рассказу.
– А почему? Владелец замка, а также и всего обширного поместья - полновластный хозяин. Его действия не обсуждаются слугами.
– В таком случае выражаю надежду, что вы не станете пользоваться своей властью таким образом.
– Все зависит от того, насколько сильно я захочу.
– Полагаю, в замке жило много людей, - сказала я, меняя тему, что, насколько мне было известно, заслуживало порицания, ибо только граф был вправе решать, исчерпан или нет предмет разговора.
Он поднял брови, и я подумала, что сейчас он напомнит мне об этом, но он передумал.
– Весьма много, - подтвердил он.
– Во-первых: здесь жили так называемые оруженосцы. Каждый из них отвечал за какое-либо домашнее дело. Был оруженосец, отвечающий за стол, за зал, за винный погреб, и так далее. Многие из них происходили из благородных семей и готовились со временем быть посвященными в рыцари. Так что людей здесь было много. Разумеется, важную роль играли конюшни. Экипажей в те времена не было, однако в конюшнях содержались самые разнообразные лошади - гужевые, верховые и отборные жеребцы лично для владельца замка. В уплату за службу граф обучал оруженосцев, и его богатство и влияние оценивались по их количеству.
– Этот обычай отжил свое, хотя, как мне кажется, сейчас Этьен и Леон в какой-то степени ваши оруженосцы.
–
Я заглянула в просторную комнату. В одном углу стояла прялка, стены были увешаны гобеленами.
– Их вышили девушки, - сказал граф.
– Как видите, это очень светлая комната. Представьте себе девушек, склонив головы работающих иголкой. Девушек тоже принимали в замке. Все они должны были быть благородного происхождения и уметь великолепно обращаться с иголкой. А великолепное владение иголкой считалось необходимой частью воспитания. А вы, кузина, насколько хорошо владеете иглой?
– Боюсь, что воспитанием я похвалиться не могу. Я шью только по необходимости.
– Это меня тоже радует. Если слишком много времени проводить, согнувшись за пяльцами, то это дурно сказывается на зрении и осанке. Я могу предложить множество более достойных занятий для молодой женщины.
– Что изображено на этих гобеленах?
– Какая-то битва французов с их врагами… наверное, с англичанами. Обычно мы сражались с ними.
– И французы, смею предположить, побеждают?
– Естественно. Гобелен ведь расшит француженками. Страны создают свои гобелены так же, как и учебники истории. Поразительно, как надлежащие слова - или картины - способны превратить поражение в победу.
– Меня никогда не учили верить в то, что англичане не были изгнаны из Франции, и мы с матерью никогда не пытались учить этому других.
– Кузина, вы очень мудрая учительница.
Я чувствовала, что граф поддразнивает меня, но тем не менее наслаждалась беседой. Мне так нравилось слушать его голос, наблюдать за сменой выражений его лица, красноречивым поднятием бровей, изгибом губ. Мне доставляло удовольствие показывать графу, что, несмотря на то, что он может повелевать всеми остальными приближенными, со мной у него ничего не получится. Я ощущала себя живой, что редко со мной бывало прежде, и постоянно чувствовала, что веду себя опрометчиво и, если следовать тому, чему меня учили, должна как можно скорее уехать.
– Вместе с девушками в этой комнате сидела гувернантка, - продолжал граф.
– Могу представить вас в этой роли. Свободно распущенные золотистые волосы - хотя, возможно, заплетенные в косы, с одной косой, упавшей на плечо. Вы принимаете очень строгий вид, когда девушки делают неверный стежок или начинают болтать слишком громко или на слишком фривольные темы, но вам нравятся их сплетни - все про дела, происходящие в замке… возможно, и повыше. И вы одергиваете девушек, в то же время надеясь, что они станут продолжать, так как вы ведь умеете хитрить, не так ли, кузина?
– С чего вы это взяли?
– Потому что я уже был свидетелем этого. Вы говорите, что собираетесь вернуться домой, в то время как знаете, что останетесь здесь. Вы смотрите на меня с неодобрением, но мне хочется знать, как много вы не одобряете.
Граф поразил меня. Неужели я в самом деле хитрю, обманывая себя? С тех пор, как я познакомилась с графом, я начала сомневаться во всем, и в первую очередь в самой себе. Интуиция подсказывала мне, что самым разумным было бы уехать до того, как я окажусь еще более вовлечена в это дело, и все же… Возможно, граф прав. Я действительно хитрю. Обманываю себя. Говорю себе, что собираюсь уехать, а на самом деле знаю, что хочу остаться.