Дьяволы
Шрифт:
— Старая привычка. — Он выпрямился.
— Научил старый друг. — Враг. Якоб вспомнил Хана ибн Хази, растирающего пустынную пыль в ладонях. Его улыбку среди хаоса.
— Теперь вы познаете землю, на которой стоите и которой будете править. — Якоб попытался повторить ту улыбку, хоть шрам под глазом и ныл. — Мужества вам, ваше высочество.
— Мужества? — она вздрогнула от рева за стенами. Звук напоминал бешеного быка.
— А лучше — ярости.
— Хороший совет, — герцог Михаил обнажил меч. По тому, как он держал
— Защищайте свою племянницу. — Якоб хлопнул его по плечу, направляясь к воротам. Те содрогнулись от удара и брус подпрыгнул в скобах.
Как при осаде Трои во Втором Крестовом... Грохот тарана, щепки толще мачт, колдовской огонь меж бревен. Молитвы епископа Отто, ставшего святым, и боевые песни эльфов за стенами.
Как битва в Ратвинских болотах... Грязь въелась в рукоять меча, дождь хлестал в лицо, воздух леденил легкие.
Как штурм башни в Коргано... Вонь горящей соломы, вопли раненых, агония умирающих.
Но с возрастом все начинает напоминать что-то. Все повторяется.
Ворота содрогнулись снова.
— Что мне делать? — Санни встала рядом.
— Выживи. — Якоб усмехнулся. Усмехаться эльфу... Времена меняются. — Всегда все кончается дерьмово, да, Санни?
— Обычно это происходит позже. — Она натянула капюшон, вдохнула... И исчезла. Лишь дождь обтекал невидимый контур, пока и тот не растаял. Ветер кружил по двору, трепля плащи гвардейцев, раскачивая вывеску с изображением катившегося медведя на скрипящей цепи.
Якоб стянул щит со спины и скривился от боли в плече, продевая руку в ремни.
— Держать строй! — взвыл он тем ревом, что оттачивал на сотнях полей боя. — Держать строй!
Сомнения оставь до боя. Сожаления — после. А в схватке будь чист: убей врага и сам не сдохни.
Он выхватил меч. Пальцы сжали рукоять, отзываясь старой болью.
Все меняется. Но все остается.
Ворота снова затрещали. Удар потряс прогнившую древесину.
— Готовьтесь к бою! — рявкнул он.
Клятвы держали его, когда тело и дух сдавали. Даже когда мир сгорит в пепел, его слово устоит.
Ворота содрогнулись вновь.
— Алекс, ты ранена?
Она услышала слова, но мозг отказывался их понять. Алекс тупо уставилась на герцога Михаила. Или дядю, кем бы он ни был.
— Че? — Алекс дернулась, когда грязь брызнула ей в лицо.
Двор кишел хаосом. Лошадей тащили в тесную конюшню, гривы взмывали, копыта били, солдаты орали и лезли на стены.
Один гвардеец, младше ее, возился со шлемом — сломанная пряжка. Тот спадал на глаза, он толкал его вверх, и тут же шлем снова съезжал.
Дождь хлестал как из прорванной трубы. Гвардеец свалился с седла, сжимая обломок стрелы в животе.
— Плохо? — рычал он, смотря на Алекс — Плохо, да?
Алекс не была лекарем, но стрела в теле — явно не к добру.
«Дядя» тряс ее за плечи: — Ты ранена? — Он смотрел на ее седло, где торчала стрела. Темное дерево, невероятно длинная, с красивыми опереньями.
— О... — Если бы она сидела по-мужски, стрела пробила бы ногу.
Раненого гвардейца волокли по пути сдирая кольчугу. Под ней — пропитанная кровью стеганка. Белая кожа, скользкая от крови. Слуга герцога, Евсевий, вытирал рану тряпкой, но кровь хлестала снова. И снова. И снова...
— Ооо... — Алекс схватилась за свой живот, точно там же. Колени подкашивались, волосы лезли в глаза. Ее тошнило. Инстинкт кричал бежать, но куда?
— Сколько их?! — кто-то визжал.
— Где стрелы?!
— Господи, спаси!
— Держать строй!
Алекс дернулась, когда ворота вздрогнули и обернулась на грохот за спиной.
Гвардеец свалился со стены. Или его сбросили. Сверху на него прыгнул кто-то и вонзил копье в его грудь, пригвоздив к земле.
Это был... кто-то. Или что-то. Существо выпрямилось перед замершей Алекс, оставив копье в теле гвардейца. Вместо носа — длинная морда, покрытая рыжей шерстью. Одно ухо торчало, другое болталось с черным пучком на конце. Оно уставилось на Алекс янтарными глазами — как у лис, что рыскали по свалкам, будто спрашивая: «Че ты тут делаешь, сучка?»
— Спаситель, защити нас... — прошептал брат Диас.
Алекс застыла, пока существо выхватывало из-за пояса кривой меч, ощерив острые зубы. Свистнув, оно замахнулось.
Лязг стали — герцог Михаил оттолкнул ее, приняв удар своим клинком. Лезвие скользнуло, едва не задев плечо. Взмах запястьем — и его меч вонзился в кожаную куртку лисолюда. Тот захрипел, упав на колени, а меч звякнул о камень. Кровь хлестала сквозь мохнатые пальцы.
— В таверну! Живо! — герцог ткнул пальцем в двух гвардейцев. — Вы — с нами!
Он втолкнул Алекс в трактир. Перед ее глазами предстал низкий зал с кривыми балками, воняющий луком и безнадегой. Даже по ее меркам (а они были низкими) конченная дыра. Повозка проломила стену, обрушив часть потолка. Какой-то толстяк за стойкой дрожал под слоем штукатурки.
— Что происходит? — запищал он.
— Человек... — пробормотала Алекс, —...и лиса.
— Проклятые эксперименты Евдоксии, — герцог схватил трактирщика за запачканный фартук. — Где черный ход?
Тот ткнул дрожащим пальцем к темноте у камина, где тлели поленья. Евсевий подкрался туда с топориком.
Герцог сунул Алексе в руку кинжал с перекрестьем-змеей с рубиновыми глазами. — Возьми. И будь готова ударить.
Он повел ее через зал. Двое посетителей жались под столом. Служанка с родимым пятном прилипла к стене, сжимая кувшин.
Снаружи ревел и скрежетал металл, будто скотный двор горел. Гвардеец, что по-моложе вздрагивал от каждого удара в ворота. Горничная жалась за ним, ее чепец съехал, а слезы текли ручьем. В ее сумке лежали расчески, масла, пудры — реликвии исчезнувшего для нее мира.