Дыхание песков

Уинспир Вайолет

Глава девятая

Воцарилось неловкое молчание, и Жанна, отвернувшись, уставилась в темноту. Казалось, в ночном воздухе, пронизанном ароматами этого волшебного места, возникла какая-то странная вибрация, и девушка потеряла представление о времени. Тишину нарушал лишь отдаленный вой шакала, вышедшего на охоту, да потрескивание тамарисковых сучьев в костре, от которого во все стороны летели искры.

Ночь властвовала вокруг, полная тайн, захватывающей дух

свободы и пыла, чистого, словно звезды в небе, далекие и в то же время такие доступные, что, казалось, их можно потрогать руками.

Дон Рауль сравнил пустыню с женщиной. Она, действительно, была манящей и соблазнительной, как восточная гурия, закутанная в плащ и украшенная драгоценностями.

— Какой вокруг мир и покой, — прошептала Жанна. — Во всем чувствуется нечто первозданное, какая-то близость к сути вещей.

— А городская ночь кажется искусственной, правда? Неоновые огни, высокие здания, пары, ищущие уединения в полумраке бистро, где из радиоприемников вырывается джаз. Человек создал цивилизацию, от которой сам же пытается найти спасение.

— Однако все говорят о необходимости прогресса, — заметила Жанна.

— Прогресс похож на змею, кусающую собственный хвост.

— Теперь мне понятно, сеньор, почему вы с таким нетерпением стремились обратно в пустыню.

— Здесь тишину можно и слушать, и вдыхать. Здесь нет уличного шума, галдящей толпы, бессмыслицы новостроек, когда старые здания сносят, чтобы построить на их месте что-то еще более безобразное.

— Может быть, мы с вами, сеньор, просто старомодны?

— Нет, я сознательно выбираю свободу пустыни, но вам вся эта новизна может скоро приесться. Здесь очень тесны связи между людьми — это неизбежно. А в городах люди стараются обходить друг друга за версту, боясь дружеских отношений: ведь дружить — значит, быть вовлеченным в круг чьих-то надежд, проявлять заботу о ком-то, кроме себя самого. Вы, Жанна Смит, очень молоды и беззащитны и похожи там на котенка среди тигров.

— На котенка, который подружился с одним из тигров, — улыбнулась она.

Смех испанца опять был похож на мягкое горловое мурлыканье.

— Может и так. Но робость и неопытность заставляют этих зверьков вести себя дерзко. Никогда не замечали, как котенок из любопытства забирается на высокую ветку?

— Что вы этим хотите сказать?

— Что вы осмелились забраться довольно далеко с таким человеком, как я.

— Так что же вы все-таки за человек? Вы еще ни разу не ответили на этот вопрос.

— Вас интересуют мои любовные похождения?

— Нет, что вы, увольте меня от таких рассказов.

— И все же интересуют, — лукаво и насмешливо заметил он. — Вы по-прежнему уверены, что в Гранатовом дворце я прячу гарем. Признайтесь-ка,

это вас страшит?

— Какое мне до этого дело?

— Будь у меня гарем, вы испугались бы, что окажетесь там.

Жанна затаила дыхание, испуганно уставившись на испанца.

Но он рассмеялся, и девушка, едва не поверившая в этот абсурд, с облегчением шлепнула его по руке.

— Вам нравится разыгрывать меня, пользуясь моей неопытностью? — Щеки ее вспыхнули. — В компании такого необычного человека, как вы, во что угодно поверишь.

— Однако в вас тоже нет ничего заурядного. Вы совсем не похожи на других девиц.

— Должно быть, вас больше всего поражает то, что у меня в моем возрасте не было еще ни одного романа.

— Весьма опасная медлительность, — усмехнулся он. — Вдруг вы заинтересуетесь кем-нибудь из любопытства и незаметно для себя влюбитесь? У меня в Эль Амаре есть очень красивый молодой кузен. Его зовут Ахмед, что, кстати, по-арабски значит «достойный».

— Думаете, я падка на красивых мужчин?

— Иногда молоденькие девушки за мужской красотой не видят других качеств.

Они сидели, освещенные пляшущим светом костра. Жанна не решилась взглянуть в лицо дону Раулю, чувствуя, что уже всем сердцем успела полюбить каждую черточку, каждое мимолетное выражение, даже глубокую иронию, которая появлялась в его глазах всякий раз, как она пыталась высказаться по какому-нибудь вопросу или осмеливалась спорить с ним, человеком многоопытным.

— Я… конечно, я не могу претендовать на хорошее знание мужчин, сеньор, но все же меня притягивают те из них, с кем мне интересно общаться, а вот как раз мужчин, насколько мне известно, больше притягивает именно женская красота.

— Напрашиваетесь на комплимент, Жанна?

— Нет, — в ее глазах вспыхнуло негодование, — предпочитаю правду лести и не желаю, чтобы мне говорили нелепые, лживые комплименты. Я совершенно заурядна, а вот у доньи Ракели, по-моему, очень красивое лицо. При виде нее сразу вспоминаешь мадонну.

— А при виде вас вспоминаешь самые разные вещи.

— Например, котят или прохладу?

— Да, а еще барвинки и водяные лилии или мимозу на фоне выгоревшей стены. Разумеется, классической красавицей вас не назовешь, однако вы ошибаетесь, если думаете, что не можете привлечь внимание мужчины. Иногда, правда, у вас появляется забитый вид, чем, вероятно, успешно пользовалась мадам Нойес, мороча вам голову, пока мы с вами не столкнулись в зарослях мимозы. Я мог бы тогда пройти мимо, если бы не загляделся в глаза, от испуга ставшие еще более голубыми и бездонными. Интересно только, почему при виде меня вы превратились в перепуганную лань, затаившуюся в чаще?