Дыхание жизни
Шрифт:
Мадлен. Американцев.
Фрэнсис. А-а.
Мадлен. «А этот цыпленок с кожей?» К чему все это?!
Фрэнсис. Не знаю.
Мадлен. Они всего всегда боятся. Просто до ужаса. Знаете, что им ответил официант?
Фрэнсис. Понятия не имею.
Мадлен. «Нет, у этого цыпленка никогда кожи не было. Он, бедный, всегда по ночам дрожал в курятнике, одно мясо да перья. Очень боялся добавить лишнюю калорию в рацион какого-нибудь
Фрэнсис. Так и сказал?
Мадлен. Может мне кто-нибудь объяснить: какая здесь связь? Как это взаимосвязано? Самые влиятельные люди в мире, оказывается, всего боятся…
Фрэнсис. Может быть, именно потому.
Мадлен. Они жутко боятся рисковать. (Мадлен говорит очень экспрессивно, как бы подводя итог.) Ведь это жизнь, из которой выпотрошили все живое!
Фрэнсис. А может, они больше других чувствуют, что им есть что терять.
Мадлен смотрит на нее укоризненно.
Мадлен. Нет, не больше.
Фрэнсис. Ну конечно же нет.
Мадлен. Они умрут, как и мы.
Фрэнсис. Да, верно. (Фрэнсис слегка хмурится). Хотя не совсем.
Мадлен. Ну, может, в них будет воткнуто на несколько капельниц больше…
Фрэнсис. Я это и имею в виду…
Мадлен. Да, и разных мониторов побольше… Они будут подпрыгивать на своих кроватях, как резиновые мячи, когда в них будут тыкать электродами. Возможно, они протянут на пару недель дольше, в полубессознательном состоянии, неся всякую бессмыслицу. Их будут припарковывать на каталках у просторных лабораторий. Да, все это у них будет. Им достанутся последние достижения электроники. Смерть будет отсрочена, но и им не будет в ней отказано. И в конечном итоге, они потеряют то же, что и мы. (Мадлен с горечью качает головой.) Верьте мне на слово.
Фрэнсис. Согласна, верю. (Фрэнсис улыбается). Похоже, вы много об этом размышляли.
Мадлен. О чем?
Фрэнсис. О смерти.
Мадлен. Мне кажется, это не должно вас удивлять.
Фрэнсис смотрит на нее непонимающе.
Мадлен. Оглядитесь вокруг. Это же остров Уайт — уже по одному только названию белый и прекрасный.
Фрэнсис. И что же?
Мадлен. Вы разве не обращали внимания? На южном побережье Англии все только и заняты тем, что ухаживают за своими садиками и потом умирают. Это все, чем мы занимаемся. Как
Френсис согласно кивает.
Фрэнсис. А помните, когда я только вошла…
Мадлен. Что?
Фрэнсис. Нет, это даже интересно.
Мадлен. О чем вы?
Фрэнсис. Я тогда еще подумала… Я, как только вошла, подумала — помните, что вы мне первое сказали?
Мадлен. Нет.
Фрэнсис. Вы не помните, что сказали?
Мадлен. Да нет же.
Фрэнсис. Самое первое, что вы тогда сказали: «Надеюсь, я еще не так стара». Вы сразу заговорили о старости.
Мадлен. А, понятно. Ну да, я же забыла, это ведь заметки для вашей книги, не так ли?
Фрэнсис. Вовсе нет. Я так просто говорю.
Мадлен. Но ведь вы все запоминаете. Как глупо с моей стороны. Эта встреча так важна для нас обеих, но, оказывается, я ошибалась, думая, что мы просто поговорим…
Фрэнсис. Но мы же поговорили. Мы и сейчас говорим.
Мадлен. Я думала, что мы просто разговариваем. Ну, конечно, я же забыла, что для вашей новой книги воспоминаний все это «свидетельства участников событий», не так ли. Ваши «трофеи».
Фрэнсис. Неправда.
Мадлен. Любое неосторожное замечание — и наш Толстой тут как тут, все заносит в свой компьютер.
Фрэнсис. Но я же не это имела в виду!
Мадлен. Разве нет?
Фрэнсис. Нет.
Мадлен. Зайти в гости, записать все, что скажет жертва, выложить добычу на слегка смазанную маслом сковороду, поставить в духовку, и через пятнадцать минут — оп-ля! — готово! Один литературный персонаж женского пола. Безнадежно одинокая и, судя по всему, настроенная против американцев особа. И боится смерти. Подавать с гарниром. Хватает на две порции.
Фрэнсис не отступает.
Фрэнсис. У вас ведь всегда были сложные отношения с художественной литературой, не так ли?
Мадлен. Совершенно верно.
Фрэнсис. Я хочу сказать: еще до того, как я начала писать.
Мадлен. Да.
Фрэнсис. Вы никогда ее не любили.
Мадлен. Нет.
Фрэнсис. А почему?