Дым осенних костров
Шрифт:
Бирк, верно, тоже проспал после вчерашних празднеств. Никто не следил за Даром. «Ты мог бегать по всему дому, выпасть через перила верхней галереи». Наль зажмурился. Перед глазами поплыли светящиеся красно-зеленые кольца. Вот чего стоит его забота о существе, зависящем от него целиком и полностью.
— Прости меня, маленький. Я больше не брошу тебя. Все будет хорошо. Ты станешь большим и сильным… — он запнулся, но тут же продолжил, ласково поглаживая щенка. — Да, большим, сильным, здоровым и счастливым. Я больше не предам тебя, и никогда не брошу.
Совесть особенно остро кольнуло понимание, что щенок
Оставшись один, Наль вытащил из-под кровати свой сапог с обгрызенным каблуком и долго задумчиво вертел его в руках.
— Он не завидует тебе. — Иделинд коротко взглянула на племянника, пододвигая по столу кувшин брусничного сока. Обещающая облегчение в недолгом похмелье прохладная вяжущая влага преломлялась от рубинового до багрового в хрустальных гранях.
— Знаю. Просто у него на меня отмерено меньше терпения.
— Он впитал рассказы об Эйруине Старшем и Лиэне, будто застал их в живых. Ты имеешь все, чего лишен он, и даже больше, но дело не в зависти. Ему больно, как ты этим всем распоряжаешься.
А еще, в тот же год, когда не стало Лонангара, у Тельхара погиб первенец Тьелвар. Тельхар никогда не говорил с Налем о сыне.
Юноша выдавил из себя лучезарную улыбку и разом осушив кубок, поднялся. Брусничный сок отдавал знакомой горечью.
— Я больше не сорвусь, Деллиннэ.
Пора нести семье тепло и свет в этот последний безмятежный для них день осени.
* * *
«Где ты, мое зимнее утро, отрада, первый луч солнца на снегу? Без тебя не мил и целый замок. Не могу потерять тебя вновь. Вернись ко мне, и я никогда более не упрекну тебя».
Беспомощно оглянувшись в пустом темном коридоре, в древнем полузаброшенном уголке Лаэльнэторна, он рывком запустил пальцы в волосы и прижался спиной к холодной каменной стене, уставившись в одну точку.
Он не мог найти Амаранту весь день.
«Победа Кахута», говорили в таких случаях. Кахут, орк по ту сторону залива Сирен, трижды пронзил сердце твайлийского короля Гвендаэля и оставил унизительно умирать в дорожной пыли, захлебываясь собственной кровью. Остатки сраженного горем и натиском сумеречного войска не смогли удержать оборону. Богатые трофеи привезла тогда шалу орда, а Кахут, убивший самого короля, возвратился героем. Каг сделал его своим помощником, шал же вскоре самого назначил кагом и осыпал почестями с дорогими наградами. Не иначе как Кахутом Сразителем, Победившим Серебряного Тхарского Шала велел он величать себя. На плечах вместе с бычьими рогами носил украшения из срезанной у поверженного Гвендаэля пряди волос. Слава победителя дошла даже до твайлари и вестери.
Каково же было смятение и ужас Кахута с его головорезами, когда, несколькими зимами спустя, пошел он в очередной набег, а на закате встретил отряд прекрасных, бледных, как туман, воинов. Во главе сумеречного войска стоял король Гвендаэль. Не вернулся Кахут из того набега. Гвендаэль даже с одним легким прожил долгую и славную
Алуин глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. Он отвоевал свою любовь у соперника, и что же? Нахальный кузнец отпустил бывшую невесту, но все равно стоял между ними. Если теперь тот желает вернуть ее? И отомстить… Амаранта невиновна в том, что чужим именем пронзила принцу сердце. Это кузнец бросил вызов законному мужу, в насмешку заставил смотреть, как пригласил ее на танец, как танцевал с ней, нарушив собственное слово.
— Видала ли ты принцессу Амаранту? — как можно невозмутимее обратился Алуин сегодня к встреченной на пути Бейтирин, и получив отрицательный ответ, поспешил удалиться от расспросов. Как вор уклонялся он от остальных обитателей замка, ибо стыдно было посмотреть им в глаза. А что ответит он, если это у него спросят, где его супруга?
Лишь бы найти ее! Быть может, он улыбнется, как обычно, своей лукавой, обезоруживающей улыбкой, и размолвка будет забыта?
«Позволь мне все исправить», — мысленно твердил Алуин, наблюдая со двора, как северо-западные окна Лаэльнэторна наливаются зловещим иссиня-багровым отсветом заката. К тому времени исходил он и сад, и дорожки оранжереи, побывал даже в городе, спрятавшись под твайлийским плащом. К Нернфрезам Амаранта не вернется. Его принцесса слишком горда для этого. Оставалось продолжить поиски в неочевидных местах.
«Только вернись, и позволь мне все исправить».
Пламя факела задергалось. Алуин вздрогнул. В прошлый раз он облазал весь Лаэльнэторн сверху донизу перед Днем совершеннолетия. Хотелось унести захватывающие дух башни, резные коридоры и загадочные закоулки, темные подземелья и великолепные залы в свежей памяти с собой в Оленью крепость, за каменной оградой которой скучные однообразные занятия наверняка опостылят уже в первую луну. Он осознал внезапно, что совершенно один, погребен в толще сырых холодных стен, и тьма почти поглотила его, а до ближайшего островка жизни и света еще далеко. Ему почудилось глухое отдаленное шарканье в смежном коридоре.
— Ами?
Звук затих, затем стал отчетливее. Так не двигаются эльнарай.
«Там могут быть крысы, — сказал юноша сам себе. — Просто крысы». Просмоленное навершие издало громкий треск, пламя заметалось, отбрасывая на стены неистово пляшущую искаженную тень. Он подхватил факел и не оглядываясь припустил назад по коридору.
* * *
Она не думала о нем. Она вообще ни о чем тогда не думала. Просто утро было жемчужно-шелковым, и весь мир казался лежащим в теплых, надежных ладонях.
Подол зацепился за куст колючей малины, но она не придала значения треску рвущейся ткани. Весной этот ручей разливается бурно и широко. Она решила тогда замедлить шаг, поискать глазами упавшее дерево для переправы. Сильные руки подхватили внезапно, он легко перенес ее на тот берег. Только на самой середине ручья ей показалось на миг, что каменистое дно слишком скользкое, и сейчас они оба окажутся в клокочущей ледяной воде, в синяках и ссадинах. Она невольно вздрогнула, жалея то ли себя и его, то ли платье, обхватила руками за шею, прильнула крепче… и услышала над ухом, ощутила в его груди мягкий бархатистый смех.