Дым под масками
Шрифт:
– Надо забрать Вито из госпиталя… но он же не пойдет…
Она стояла посреди комнаты, переступая каблуками по скрипучим доскам и растерянно смотрела на полку с крысиными клетками.
– Схожу, – решился Штефан. Вытащил из кармана конверт, положил на стол и постучал по нему кончиком пальца. – Приглашение в Гардарику. Твое. Половина денег у тебя. Если что – бросай все, выпускай птиц и крыс, не надевай ничего синего, иди сразу на вокзал, показывай удостоверение… да ты сама все знаешь.
Хезер согласно кивнула, но сказала совсем другое:
–
– До вечера. К шести не вернусь – значит, встретимся в Гардарике. Или следующем Сне, – усмехнулся он.
– Переоденься, – вместо ответа поморщилась Хезер. – Меня учит, а сам чуть не поперся в синей рубашке. И кепочку надень, чтобы кто-нибудь не принял сияние твоей лысины за блики взрыва.
– Голо-са над гор-р-родом! Флаги! Над крышами! – донеслось из открытого окна. На этот раз пел кто-то один, кажется, мужчина, и скорее всего с какой-то крыши. Срывающийся голос несся над городом, а внизу нарастал шум толпы.
Штефан закрыл глаза. Это была не его страна, не его восстание и единственным чувством, которое вызывало происходящее, было раздражение.
Впрочем, если бы революция произошла в Хаайргат, он бы испытывал еще и удивление. Знать Хаайргат дорожила миром и дотациями Кайзерстата, которому вовсе не хотелось постоянно подавлять бунты. Люди в Хаайргат были почти сыты, почти довольны и слишком заняты работой, чтобы думать о том, почему «почти» никогда не заканчивается.
– Мы держим в руках! Солнце, которое! Зажжется! Завтра!..
Раздалась очередь выстрелов и голос затих.
Штефан накинул на черную рубашку пиджак, застегнул безликое бурое пальто, замотал лицо шарфом и выскользнул на улицу.
Глава 2
Черный лепесток
Когда Штефан только сбежал из приюта – маленького двухэтажного домика в маленьком двухэтажном городе – он совершенно не умел ходить по улицам. Может, умел в детстве, но память о первых десяти годах жизни была рыхлой, как подтаявший снег – сверкала красиво, но рассыпалась, стоило притронуться.
Штефан помнил, как метался по Кельгефурту, уворачиваясь от паровых экипажей и наступая прохожим на ноги. Ему все время казалось, что огромные кирпичные здания в центре города вот-вот обрушатся ему на голову. Сейчас он понимал, как ему тогда повезло, что он решил бежать в соседний, благополучный и сытый Кайзерстат, где на него только огрызались. В Морлиссе или на Альбионе могли и выстрелить.
Но это было давно. Теперь Штефан не просто запоминал улицы любого города, где приходилось жить – он искал закономерности, особенности расположения домов. Это помогало ориентироваться даже в незнакомых частях города.
Солоухайм был закручен спиралью от центра. Если смотреть с дирижабля, было видно, что спираль щерится на прибывающих черными пиками крыш и дома лепятся почти вплотную. Но между четкими черными линиями было множество подворотен, пожарных лестниц, сквозных подъездов и ходов, позволяющих не плутать в лабиринтах
Их Штефан и старался держаться. С улиц раздавались крики, выстрелы и частое шипение электрических разрядов. Мимо то и дело пробегали люди с синими нашивками на рукавах или в синих же, кое-как намотанных шарфах. Он только провожал их удивленным взглядом. Солоухайм был серым городом с черными крышами. Серые стены, серые окна и много серого снега, который то растекался в водянистую грязь, то застывал ледяной коркой, по которой скользили любые ботинки. На фоне серого яркие, синие пятна становились идеальными мишенями.
– Идем! – вдруг схватила его за руку какая-то женщина в длинном синем пальто. – Идем, все уже там, чего ты ждешь!
Она потянула его от черного провала перехода на беспощадный мутный зимний свет. Прямо у них над головой разбилось окно, и Штефан отшатнулся под козырек ближайшего крыльца.
Женщина его так и не отпустила. Глаза у нее были дурные, и казалось, что она не слышит и не видит, что происходит вокруг.
– Подожди, мне надо забрать Вито! – проникновенно ответил он, пытаясь забрать руку.
– Кого?! Идем скорее!
– Вито! – терпеливо повторил Штефан, будто для женщины это имя хоть что-то значило. – Нельзя без Вито на площадь, никак нельзя.
Уверенный голос подействовал – женщина разжала пальцы, отвернулась и, кажется, тут же забыла о существовании Штефана.
Он зло сплюнул в сырой снег и поспешил скрыться в черном тоннеле перехода. За спиной раздался грохот и крик – кажется, из окна выбросили что-то тяжелое.
Уже в конце перехода он запнулся о что-то мягкое и упал, едва успев выставить руки. Снег зло оцарапал ладони, а что-то мягкое оказалось еще и чем-то мокрым. Штефан не стал разглядывать, о чей труп споткнулся, только выругался, когда вышел на свет и обнаружил, что пальто пересекает широкая черная полоса.
Теперь запах гари существовал не только в воображении Штефана – он намертво вплелся в ледяную сырость и усиливался с каждым шагом. Голоса становились все отчетливее. Когда пришлось идти мимо рынка, низко пригнув голову и стараясь стать как можно незаметнее, он разглядел, как десяток молодых людей избивают ногами лежащих ничком жандармов, а толпа рабочих вокруг что-то одобрительно скандирует. Но, приглядевшись, понял, что ошибся – это жандармы вбивали в снежное крошево сброшенные мундиры.
Проскользнуть в следующий двор не удалось – он был перегорожен наспех собранной баррикадой, угрюмо ощерившейся дулами винтовок и повисшими синими знаменами. Под разбитым экипажем в основании баррикады Штефан разглядел труп – белая жандармская лошадь, шерсть в бурых пятнах, голову изуродовало выстрелом дроби.
– Инсталляция, – уважительно протянул он, поднимая повыше воротник.
Он шел вдоль стен, часто поднимая глаза, чтобы следить за окнами. Следующий переход, узкий и почти незаметный за фонарным столбом, уже чернел впереди, когда Штефан увидел мертвого санитара.