Дюна
Шрифт:
— Атридесы мертвы, — сказал барон, — все до последнего. Вот почему я вызвал тебя на Арракис. Планета снова твоя.
Раббан заморгал:
— Но я думал, что вы собираетесь возвысить Питера де Врие до…
— Питер тоже мертв.
— Питер?
— Питер.
Барон вновь включил дверное поле, предотвращая проникновение любой энергии.
— Наконец надоел, а? — спросил Раббан.
В энергетически защищенной комнате голос его звучал глухо и безжизненно.
— Вот что я тебе скажу, — рявкнул барон, — ты изволил намекнуть, что я разделался с Питером, словно Питер
В косых глазах Раббана мелькнул страх. Он-то знал, насколько далеко заходил барон в гневе на членов семьи. Обычно до смерти возмутителя порядка не доходило, если только она не сулила выгоды. Но внутрисемейные наказания бывали тяжелыми.
— Простите меня, милорд барон, — отвечал Раббан, потупив взгляд столько же из покорности, сколько из желания скрыть свой собственный гнев.
— Не пытайся одурачить меня, Раббан, — сказал барон.
Не поднимая глаз, Раббан сглотнул.
— Запомни, — сказал барон, — никогда не уничтожай человека бездумно, повинуясь какому-нибудь общепринятому закону, как поступили бы все под твоей рукой. Делай это с какой-то целью и всегда понимай собственную выгоду.
Раббан не сдержался:
— Но вы уничтожили предателя Юэ. Я видел, как выносили его тело, когда я появился здесь вчера.
Испуганный собственными словами Раббан поглядел на дядю.
Но барон улыбался:
— С опасным оружием я осторожен. Доктор Юэ — предатель, он выдал мне герцога, — сила прихлынула в голос барона, — я подчинил себе доктора школы Сак! Внутренней школы! Слышишь это, мальчик? Такое оружие не выбросишь просто так. И я обдуманно уничтожил его.
— А император знает, что вы сумели подчинить себе доктора Сак?
«Разумный интерес, — подумал барон. — Неужели я недооценил этого своего племянника?»
— Император еще не знает, — сказал барон. — Теперь сардаукары, конечно, доложат. Но прежде чем это произойдет, я хочу, чтобы по каналам КАНИКТ в его руки попал мой рапорт. Я собираюсь объяснить ему, что мне повезло — подвернулся фальшивый доктор, изображавший имперскую психообработку. Поддельный доктор, понимаешь? Раз любой знает, что с психообработкой школы Сак ничего не поделаешь, объяснение примут.
— Ах-х-х, понимаю, — пробормотал Раббан.
Барон подумал: «В самом деле, надеюсь, что понимаешь. Хотя бы то, что это должно оставаться в тайне как можно дольше, — вдруг барон изумился собственному поступку. — Зачем я это сделал, зачем расхвастался перед этим дурнем-племянником, которого следует использовать и отбросить?» Барон почувствовал гнев на себя самого. Его словно предали.
— Это будет сохраняться в секрете, — сказал Раббан. — Я все понимаю.
Барон вздохнул:
— В этот раз я дам тебе, племянник, иные инструкции относительно Арракиса. Когда ты правил здесь недавно, я сдерживал себя. В этот раз тебе будет предъявлено одно-единственное требование.
— Милорд?
— Доход.
— Доход?
— Ты хоть представляешь, Раббан, сколько пришлось истратить,
— Дорого, э?
— Дорого!
Барон ткнул жирной рукой в Раббана.
— Если ты будешь сдирать с Арракиса каждый цент, который он в состоянии дать, целых шестьдесят лет, ты только возместишь наши расходы.
Раббан открыл рот и, не говоря ни слова, закрыл его.
— Дорого, — фыркнул барон, — монополия этой проклятой Гильдии на перевозки разорила бы нас, если бы я не запланировал такую трату давным-давно. Ты должен знать, Раббан, что вся тяжесть расходов легла на нас. Мы даже заплатили за перевозку сардаукаров.
И уже не впервые барон подумал, настанет ли день, когда можно будет обойтись без Гильдии. Она как внутренний паразит: сперва сосет кровь понемногу, не беспокоя хозяина, а потом — ты у нее в кулаке: плати, плати и плати.
И всегда эти немыслимые запросы сопровождают именно военные операции. А приторные агенты Гильдии масляными голосами начинают уверять, что они рискуют, видите ли. А за каждого внедрен ного в систему банка Гильдии наблюдателя засылают к тебе двух собственных. Просто нестерпимо!
— Так, значит, доход.
— Ты должен давить! — Опустив ладонь, барон стиснул ее в кулак.
— А пока я давлю, можно мне будет поступать как заблагорассудится?
— Делай что хочешь.
— Пушки, которые вы привезли, — начал Раббан, — нельзя ли…
— Я забираю их, — произнес барон.
— Но вы…
— Тебе не понадобятся эти игрушки, они были сюрпризом и теперь бесполезны. А металл нам нужен. Против щитов они не годятся. Их просто не ожидали. Можно было предположить, что на этой проклятой планете люди герцога попрячутся в пещеры. Наши пушки просто закупорили их.
— Но фримены не используют щитов.
— Оставь себе какую-то часть лазеружей.
— Да, милорд. И у меня будут развязаны руки?
— Да, пока будешь выжимать из них все.
На лице Раббана расползлась блаженная улыбка:
— В высшей степени понимаю, милорд.
— Ну, достаточно точно ты не понимаешь ничего, — проворчал барон, — давай договоримся с самого начала. Все, что ты должен понимать, это как исполнять мои приказы. Тебе никогда не приходило в голову, племянник, что на этой планете живет по меньшей мере пять миллионов человек?
— Разве милорд забыл, что я уже был его регентом-сиридаром на Арракисе? И если милорд простит меня, я замечу, что такая оценка может оказаться заниженной. Население трудно сосчитать, когда оно так разбросано по впадинам и равнинам. А если учесть фрименов…
— Фримены не стоят внимания.
— Простите меня, милорд, но сардаукары считают иначе.
Барон, поколебавшись, поглядел на племянника:
— Тебе что-то известно?
— Милорд почивал, когда я прибыл вчера вечером. Поэтому я позволил себе смелость встретиться кое с кем из моих лейтенантов, служивших мне в… э, прошлом. Они были проводниками сардаукаров и рассказали мне, что банда фрименов из засады вырезала отряд сардаукаров где-то на юго-восток отсюда.