Дюна
Шрифт:
И подумала: «Почему я ответила сыну так официально?» А так как обычай Бинэ Гессерит предписывал отыскивать в себе причины подобных странностей, она нашла и причину собственной сдержанности: «Я боюсь своего сына, я боюсь этих его странностей. Я боюсь услышать о том, что он увидел в ее будущем».
Спустив капюшон на глаза, Пол вслушивался в крики ночных насекомых.
Легкие его устали от молчания. Нос почесывался. Он потер его, вынул фильтры и почувствовал вблизи густой запах корицы.
— Где-то
Ветер гагачьим пухом прикасался к его щеке, шевелил складки бурнуса. Но этот ветерок не грозил бурей, он уже научился чувствовать различие.
— Скоро рассвет, — произнес он. Джессика кивнула.
— Способ безопасно перебраться через пески существует, — сказал Пол, — фримены знают его.
— А черви?
— Если установить здесь, повыше в скалах, колотушку из нашего фримкомплекта, она займет червя на время.
Она поглядела на освещенную луной пустыню и произнесла:
— Этого времени хватит, чтобы пройти четыре километра?
— Быть может. Но только если звуки наших шагов в песках будут как шорох, что не привлекает червей…
Пол вглядывался в открытую пустыню, вопрошая свое предзнание, пытаясь припомнить таинственное назначение колотушек и крючьев делателя из руководства к фримкомплекту, что попали в их руки со всем ранцем. Ему казался странным панический страх перед червями. Краем своего сознания он ощущал, что червей следовало уважать, но не бояться… если… если…
Он, покачал головой.
— Звуки не должны быть ритмичными, — сказала Джессика.
— Что? Ох. Да. Если разрывать шаг… песок и сам по себе съезжает время от времени. Черви не могут бросаться на любой звук. Но нам надо хорошо отдохнуть, прежде чем попробовать.
Он поглядел на скалы вдали, по длине лунной тени ощущая движение времени. «Через час — рассвет».
— Где проведем день?
Пол обернулся налево и показал:
— Утес загибается к северу, видишь, как он источен, — это наветренная сторона, здесь должны быть глубокие щели.
— Ну что же, идем? — спросила она.
— Ты достаточно отдохнула, чтобы спускаться? Я хочу поставить палатку поближе к пескам.
— Достаточно, — она кивнула ему, — веди.
Он поколебался, поднял ранец, надел на плечи и повернул вдоль скалы.
«Были бы у нас гравипоплавки, — подумала Джессика, — отсюда так просто спрыгнуть. Но может быть, поплавки тоже не следует использовать в открытой пустыне. Возможно, они привлекают червей не хуже щитов».
Они добрались до ряда опускавшихся вниз уступов, а за ним была расщелина, вход в которую резко обрисовывался в лунном свете.
Пол спускался первым, двигаясь осторожно и торопливо, — ясно было, — что лунный свет недолго задержится в ней. Они все глубже и глубже опускались в густую тень. По бокам угадывались восходящие
— Спустимся пониже? — шепнула Джессика.
— Думаю, да.
Одной ногой он опробовал поверхность.
— Можно съехать, — сказал он, — я пойду первым, подожди, пока не услышишь, что я остановился.
— Осторожно, — сказала она.
Он ступил на склон и по его мягкой поверхности соскользнул почти на дно, на плотный песок, зажатый между двумя скалами.
Позади него, оползая, зашипел целый склон. Он попытался во тьме разглядеть, что творится наверху, и осыпь чуть не свалила его с ног. Шипение ползущего песка утихло.
— Мать? — позвал он. Ответа не было.
— Мать?
Уронив ранец, он рванулся по склону вверх, как очумелый, разбрасывая руками песок.
— Мать! — задыхался он, — мать, где ты?
Сверху обрушился новый обвал, засыпавший его до бедер. Он освободил ноги.
«Ее засыпал песок, — подумал он. — Она там, внизу. Надо успокоиться и сделать все осторожно. Она не задохнется прямо сейчас. Чтобы уменьшить потребление кислорода, она войдет в состояние бинду. Она знает — я выкопаю ее».
Способом Бинэ Гессерит, которому его учила мать, Пол успокоил дикое биение сердца, очистил разум от всех воспоминаний, кроме самых последних. Теперь каждый изгиб и поворот на его пути вниз высветились в его памяти как кадры фильма: последовательно и мерно, пусть все происходило в доли секунды.
Наконец Пол двинулся наискосок вверх по склону, осторожно вглядываясь в песок. Он нащупал стенку ущелья, каменный выступ на ней, начал копать, осторожно раздвигая песок, чтобы не вызвать новой осыпи. Под рукой оказался кусок ткани, проведя вдоль него ладонью, он нащупал руку. Осторожно освободил ее, потом очистил от песка лицо.
— Ты слышишь меня? — прошептал он. Ответа не было.
Он стал копать быстрее, высвободил ее плечи. Тело ее безвольно подчинялось его рукам, но он сумел уловить медленное сердцебиение.
«Состояние бинду», — подумал он. Выкопав ее по грудь, он положил бессильные руки к себе на плечи и потянул вдоль склона, сперва медленно, потом все быстрее, чувствуя, как подается песок. Он тащил ее все быстрей и быстрей, задыхаясь от напряжения и стараясь удержать равновесие. Он уже, спотыкаясь, выскакивал на плотный песок на дне ущелья, подняв на плечи тело матери, когда весь склон с громким шипением, усиленным каменными стенами, поехал вниз.
Остановился он уже в самом низу, когда до выстроившихся рядов дюн оставалось метров тридцать. Осторожно положил ее на песок и произнес слово, которое должно было вывести ее из каталепсии.