Джек Ричер, или Дело

Чайлд Ли

Я облегченно выдохнул, взял ее за руку, и мы пошли в мою комнату.

Нам обоим было по тридцать шесть лет. Вполне взрослые люди. Не подростки. Никакой лихорадки в движениях. Мы не тискали и не мяли друг друга. Мы все делали не спеша и не торопили время. А какое это было время… Может быть, самое лучшее за всю мою жизнь.

Едва закрылась дверь моего номера, как мы губами прильнули друг к другу. Ее губы были холодными и влажными. Маленькие зубки. Шустрый проворный язык. Это был потрясающий поцелуй. Пальцы одной моей руки, спрятавшись под волосами, поддерживали ее голову; вторая ладонь, бродившая по

спине, прижимала ко мне ее тело. Она крепко обхватила меня, ее тело двигалось в поисках самого приятного контакта. То же самое делал и я. Наш первый поцелуй продолжался долгие минуты. Может, пять, а может быть, и все десять. Мы оба проявляли терпение. И все делали не торопясь. Мы были достаточно опытны. Я думаю, мы оба понимали, что первый раз уже не повторится. И мы оба хотели испить всю его сладость до последней капли.

В конце концов мы разомкнули губы, чтобы вдохнуть воздуха. Я снял с себя рубашку. Я не мог вытерпеть того, что кровь Макинни была между нами. Почти вся грудь и живот у меня были в осколочных шрамах, похожих на осьминога, ползущего от талии вверх. Безобразные белые стежки. Обычно с этого начинались беседы. Деверо увидела шрамы, но не обратила на них внимания. Ее тело продолжало двигаться, не замирая ни на секунду. Она ведь служила в морской пехоте, а потому видела еще и не такое. Ее рука потянулась к верхней пуговичке блузки. Я остановил ее.

— Нет, дай я.

Она улыбнулась и сказала:

— Это твоя работа? Тебе нравится раздевать женщин?

— Больше всего на свете, — ответил я. — А к этой пуговице я начал приглядываться еще с четверти десятого.

— Нет, с десяти минут десятого, — поправила она меня. — Я заметила, сколько тогда было времени. Я все-таки коп.

Я взял ее левую руку и отвел ее от груди. Она подчинилась, держа руку на весу ладонью вверх. Я расстегнул пуговицу на манжете. Потом, взяв ее правую руку, сделал то же самое. Шелковые манжеты соскользнули вниз по тонким запястьям. Она положила руки мне на грудь. Заскользила ладонями вверх к голове. Снова поцелуй. Целых пять минут. Еще один потрясающий поцелуй. Лучше, чем первый.

Мы снова разомкнули губы, чтобы набрать воздуха, и я потянулся к пуговице на груди ее блузки. Она была такая же маленькая, как все. И скользкая. А пальцы у меня большие. Но с этой работой я справился. Блузка распахнулась, и этому поспособствовали ее вздымавшиеся груди. Моя рука скользнула ниже, к четвертой пуговице. Затем к пятой. Я вытянул полы блузки из-под пояска, талии, а потом осторожно и не торопясь высвободил всю блузку. Деверо все время смотрела на меня и улыбалась. Блузка распахнулась. Под ней был бюстгальтер. Узкий, черный, отделанный кружевами, с тонкими бретельками. Бюстгальтер прикрывал только соски. Груди у нее были просто фантастическими.

Я осторожно потянул блузку с ее плеч, та легко подалась и почти сразу спланировала на пол за ее спиной. На меня пахнуло ароматом духов. Мы снова поцеловались. Поцелуй был долгим; губы, казалось, срослись. Потом я стал целовать ее шею, в том месте, где она переходила в плечи. У нее была впадинка между лопаток, и полоска бюстгальтера проходила над ней, словно маленький черный мостик. Она запрокинула голову, и ее волосы разметались повсюду. Я продолжил целовать ее шею.

— Теперь твои башмаки, — сказала Деверо, и ее шея затрепетала под моими губами.

Развернув кругом, она подтолкнула меня назад и усадила на край кровати. Опустившись передо мной на колени, развязала шнурок моего

правого башмака, затем левого и сняла ботинки. Просунув большие пальцы под резинки носков, стянула их с моих ног.

— Наверняка из гарнизонной лавки, — съязвила она.

— Зато дешевле одного доллара, — ответил я. — Ну как тут устоишь.

Мы встали и снова принялись целоваться. К этому моменту жизни я уже перецеловал сотни девушек, но без всяких условностей и оговорок готов был признать, что лучшей из всех была Элизабет. Неповторимой. Она двигалась, ее тело дрожало и трепетало. Она была сильной, но нежной. Страстной, но не агрессивной. Жадной до ласк, но не требовательной. Часы в моем сознании потребовали сделать перерыв. Мы подчинили себе все существующее в мире время и готовы были использовать его до самой последней минуты.

Она просунула пальцы за пояс моих джинсов, потянула меня к себе. Затем двумя пальцами, большим и указательным, расстегнула пуговицу. Не отрывая губ, мы продолжали целоваться. Она нащупала «молнию» и легонько потянула ее вниз, медленно, медленно; я чувствовал прикосновение ее маленькой руки, подушечки большого пальца, точное легкое движение указательного пальца. Деверо положила мне на лопатки ладони и стала водить ими в разные стороны; ладони ее были теплыми, сухими, мягкими. Затем она провела ими вниз до моей талии и, чуть задержавшись на ней, повела ими еще ниже. Просунула кончики пальцев под распущенный пояс моих джинсов и, ухватив ткань, потянула ее вниз. Немного опустив джинсы, она вдруг резко дернула их назад и вниз; джинсы спустились с моих бедер. А мы все целовались.

Мы разомкнули губы, чтобы немного подышать. Она повернула меня и снова усадила. Стащив с меня джинсы, бросила их поверх своей блузки, лежащей на полу. Я сидел на краю кровати, а она, отойдя на шаг и раскинув руки, спросила:

— Скажи, что еще снять?

— Дело за мной?

Она кивнула.

— Выбор за тобой.

Я улыбнулся. Вот это выбор. Бюстгальтер, юбка, туфли… Я подумал, что ей лучше пока оставаться в туфлях. Пока, конечно. А может быть, и на всю ночь.

— Юбку, — сказал я.

Она подчинилась.

Сбоку была пуговица и застежка-«молния». Элизабет расстегнула пуговицу и стала медленно тянуть вниз замочек «молнии»: один дюйм, два дюйма, три, четыре… В тишине ясно слышалось шуршание «молнии». Юбка упала на пол. Деверо переступила через нее, сначала одной ногой, затем другой. У нее были длинные, стройные, чувственные ноги. И черные трусики. Совсем узенькие. Просто полоска черной ткани.

Бюстгальтер, трусики, туфли. А я продолжал сидеть на кровати. Она села ко мне на колени. Я, откинув назад прядь ее волос, стал целовать ее ушко. Я водил языком внутри ушной раковины. Я чувствовал, как ее щека прижимается к моей. Я чувствовал, что она улыбается. Я стал целовать ее в губы, а она, глубоко вдохнув, стала целовать мое ухо. Мы провели минут двадцать, изучая во всех подробностях очертания верхних частей наших шей.

Затем опустились ниже.

Я расстегнул ее тоненький и узкий бюстгальтер. Он упал вниз. Я быстро наклонился к ней. Ее голова откинулась назад, грудь выгнулась мне навстречу. Ее груди были круглыми, упругими, нежными, а сосочки — чувствительными. Элизабет негромко застонала. Я тоже. Изогнувшись, она поцеловала меня в грудь. Я приподнял ее со своих колен и положил спиной на кровать. Деверо притянула меня к себе. Двадцать сказочных неописуемых минут мы провели, изучая друг друга выше талии.