Джентльмен-капитан
Шрифт:
Пока он говорил, моё внимание переместилось к «Ройал мартиру», идущему теперь прямо у нас за кормой. Он приближался с тех пор, как мы впервые увидели его невдалеке от острова Гиа. Его новая носовая фигура гордо двигалась в нашу сторону: святой король Карл Первый, вырезанный из дуба, с венком в волосах и шпагой в руке. Вивиан рассказал мне, что только для этого корабля король и его брат сделали исключение из правила, по которому носовые фигуры должны изображать коронованных львов, как и было на нашем корабле. Я помахал Годсгифту Джаджу, одетому в странное нагромождение мехов — жалкое подобие того, что мне доводилось слышать о наряде русских — совершенно неуместное при такой мягкой весенней погоде. Он поднял рупор, приказал мне войти в бухту Крейгниш, где нам предстояло бросить якорь на ночь, и пригласил снова отобедать на «Ройал
Еда, как всегда, была исключительной. Нам подали отличного жареного вепря — деликатес, полученный в подарок от губернатора Данаверти, — а также оленину и восхитительный пудинг. Джадж снова достал карты и объяснил, что Лох–оф–Крейгниш с трёх сторон окружён землями Кэмпбеллов — маленький замок на мысе тоже принадлежал им — и что мы находимся так близко, насколько это возможно, к престолу Кэмпбеллов в Инверарее, где сидит лорд Лорн, погруженный в тяжкие думы о крахе своего отца. Однако, заметил Джадж, между морем и далеко протянувшимся озером Лох-О существует узкий, но важный клочок земли, по которому вынуждены двигаться все путешественники, идущие на север или на восток. Встав здесь на якорь мы, несомненно, поможем новостям быстро долететь до Инверарея и до самого Гленранноха, если они до сих пор этого не сделали.
Джадж был не так восторжен, как обычно, казалось, его что–то беспокоит, и он часто терялся в собственных мыслях. Я спросил, что не так, но он отмахнулся ухоженной рукою. Его помощник болен, объяснил капитан, и ему самому приходится нести дополнительные вахты. Такие трудности были пустяком для него в моём возрасте — здесь промелькнул прежний Джадж–подхалим, но он уже не тот порывистый юный капитан, какого встречали эти воды в прошлый раз. Я не замечал раньше в Годсгифте Джадже этой склонности к размышлениям: все попытки произвести впечатление и заручиться покровительством семьи Квинтонов для собственной карьеры остались в прошлом. Он так вырядился, будто собрался на придворный маскарад, но всё это больше походило на оболочку, а не на истинную сущность человека передо мной. Мне снова вспомнился король — тоже способный по желанию примерять костюмы и выражения лица, скрывающие настоящие чувства. Я был знаком с несколькими разными версиями Карла Стюарта, подобно тому, как теперь, видимо, узнал несколько версий Годсгифта Джаджа. И я начал понимать, что каждый из них хранит свой подлинный беспощадный облик сокрытым в некоем недостижимом месте.
Покидая корабль, я попросил Джаджа передать Натану Уоррендеру мои пожелания скорейшего выздоровления. Он странно посмотрел на меня, но затем пообещал, что его лейтенант скоро будет чувствовать себя, точно заново родился.
Следующим утром всё ещё дул лёгкий вест. Мы отверповали корабль шлюпками к мысу Крейгниш, затем повернули в северном направлении. Джадж велел мне смотреть на запад, в пролив между северной оконечностью Джуры и маленьким островком Скарбой, где, по его словам, был расположен водоворот Коривреккан. То было самое замечательное и самое страшное явление в местных водах: свирепые водяные вихри, где многие ничего не подозревавшие корабли нашли свой конец. Когда мы стремительно пронеслись мимо, я спросил лоцмана об этом месте и услышал искренний ужас перед странным феноменом в его невнятном бормотании. Маск невозмутимо предположил, что, возможно, Зимняя Старуха, королева ведьм, стирает в водовороте бельё. Широта и разносторонность знаний Маска всегда были так же неожиданны, как и редкие случаи их проявления.
Мы вошли в широкий Ферт–оф–Лорн, двигаясь в направлении большого гористого острова Малл, а затем повернули под ветер, чтобы показаться у стен Обана — простого рыбацкого городишки под покровительством Макдугалов — и расположенного неподалёку Данстаффниджа, чей потрёпанный ветром штандарт с красным восстающим львом явился редким, но желанным символом монаршей власти. Королевский замок Данстаффнидж был единственной нашей связью с миром, который мы оставили позади: письма, адресованные «Юпитеру» и отправленные с него, могли попасть через древние ворота замка на королевскую почту, в чьём распоряжении находились отряды всадников вдоль всей длинной дороги в Англию.
Позже в этот день под гомон выкрикиваемых команд мы стали лавировать, направляясь на запад. Миновали остров Лисмор. «Юпитерцы» взмывали на реи и спускались вниз, носились здесь и
Так мы добрались до Тобермори, небольшой рыбацкой деревушки на краю острова Малл. Галеон Испанской армады разбился здесь в дни королевы Бесс, пытаясь пробраться мимо этих жутких берегов в отчаянной надежде вернуться в добрую старую Галисию. Дядя Тристрам настаивал, что это был один из кораблей, атакованных моим дедом в июле 1588-го. Проплывая мимо, я кивнул в знак почтения старому воину и его благородным врагам, погибшим в этом море.
За Тобермори ветер снова стих. Не прошло и часа, как нас окутал такой густой туман, что мы не могли различить «Ройал мартир» на расстоянии нескольких чейнов [18] впереди. Только звуки колокола и дудок указывали на его местонахождение. Джадж прокричал, что нам следует верповать корабль туда, где, как ему кажется, расположена надёжная якорная стоянка. Боцман Ап спустил шлюпки на воду, и Ланхерн расположил свою лодку впереди всей процессии. Через каждые несколько ярдов бросали лот, и вскоре после этого слышался крик, сообщающий о глубине под килем. «Четыре сажени!» — зловеще разносилось в промозглой серости, а я плотнее кутался в плащ, стоя на шканцах. Наверное, мы провели таким манером около часа, пробираясь, как я надеялся, к безопасности, а не к забвению на невидимом берегу. Вдруг я услышал звук, подобный стону сотни мертвецов.
18
Чейн — устаревшая британская и американская единица измерения расстояния, равная 20,1168 метрам (22 ярда).
— «Ройал мартир», — сказал Кит Фаррел, появляясь из мрака. — Он бросает якорь.
— Эй, на «Юпитере»! — почти сразу последовал крик Мартина Ланхерна. — Приказ капитана Джаджа! Бросить якорь!
В этот раз Лэндон посмотрел на меня, прежде чем отдать приказ. Я кивнул. Отпустили канат, и наш становой якорь скользнул в тёмные воды. Выполнив работу, Лэндон ушёл вниз и оставил меня наблюдать странную сцену. Был ранний вечер, но могла быть и глухая ночь — ничего не видать, кроме трёх смутных проблесков света: кормовых фонарей на «Ройал мартире». И ни звука не доносилось после того, как корабль встал на якорь и матросы прекратили работу. Ни единого звука.
Джеймс Вивиан услышал первым. Правда, он был моложе всех нас, хоть и ненамного, но Вивиан никогда не участвовал в битве и его слух не пострадал от грохота выстрелов.
— Сэр, — произнес он приглушённым тоном, который человечество приберегает для церкви и густого тумана, — клянусь, я слышу барабанную дробь…
Тогда я тоже услышал. Один барабан, отбивающий ритм, всё ближе и ближе.
Мой дед, наблюдавший, как Дрейка в свинцовом гробу столкнули в воды залива Номбре де Диос, заявлял, что это он создал легенду о барабане Дрейка: потустороннем звуке, который разбудит от мёртвого сна призрак старого пирата. На мгновенье — одно краткое мгновенье — мне подумалось, что в этих водах, где пала Армада, с которой они бились, Дрейк и почивший Мэтью Квинтон вернулись, чтобы опять сражаться против великого крестового похода папистов.
Барабан стал громче, но теперь два других звука присоединились к нему: ритмичный плеск воды и ни с чем не сравнимый скрип дерева о дерево. Этот звук был мне хорошо знаком по баржам, что заполонили Аус и Айвел в своих неторопливых странствиях через Бедфордшир.
— Вёсла, — сказал я.
На миг туман расступился, и я увидел их. Сначала три, потом шесть, потом десять: длинные низкие судёнышки с высокими носом и кормой, одной мачтой и одним реем, но без парусов. Вместо этого они двигались силой гребцов, вздымавших вёсла в такт барабану на лодке, идущей впереди.