Джонни Бахман возвращается домой
Шрифт:
В подвальном коридоре они уселись на драный, вонючий матрац, который вот уже две ночи служил постелью для девочки. Джонни дал Нанни свою куртку, чтобы она могла ею накрыться. Больше у него ничего не было. Толстый слой пепла, покрыв развалины, хоть в какой-то степени обогревал потолок подвала.
«Утром мы вдвоем отправимся в путь, — думал Джонни. — У советских солдат нам не придется голодать. Может быть, там мы сможем заняться чем-нибудь полезным. Во всяком случае, там можно будет спокойно переждать, пока в Берлине не закончатся бои».
Совсем поздно взошла луна. Сквозь большую дыру, пробитую снарядом в потолке,
«Потерпи, Нанни, — подумал мальчик, — я выведу тебя из этого подвала и не дам пропасть».
Когда они проснулись на следующий день, Джонни не мог сказать даже примерно, который час: то ли еще раннее утро, а может быть, время подошло уже к полудню. Хотя это и не имело значения. Мальчуган сладко потянулся, посмотрел на серо-голубое небо, кусок которого виднелся через дыру в потолке и по которому низко плыли черные клочья дыма. Теперь Джонни был полон решимости действовать, тем более что он теперь уже представлял, как им выйти из создавшегося положения,
— Что же мы будем делать? — спросила девочка, стряхивая с платья подвальную пыль.
— Найди-ка лучше обугленную головешку! — приказал ей Джонни.
— А это еще зачем?
— Сама увидишь!
Девчушка быстро отыскала во дворе кусок древесного угля величиной с кулак. Джонни взял его у нее из рук и спокойно зашагал вдоль стены своего бывшего дома. Между окнами спальни, где он прочитал неоконченное сообщение матери, Джонни нашел-таки свободное местечко. Большими и четкими буквами он написал:
— Мамочка, жди меня здесь каждый день после окончания войны в двенадцать!
— Ну, и что это значит? — с интересом спросила его Нанни.
— Таким образом я оставил известие о себе.
— Куда же ты хочешь теперь вести меня?
— Нам нужен какой-нибудь кров.
— И где же он?
Джонни не испытывал ни малейшего желания объяснять девочке свой план, тем более, кто знает, удастся ли он вообще?
— Мы пойдем куда нужно, но не доставляй мне по дороге неприятностей. Сначала найдем на стене свободное местечко, где и ты оставишь весточку для своей матери. Напишешь сама, так же как и я. А когда боя кончатся, мы будем приходить сюда каждый день в полдень. А уж наши родные наверняка будут нас здесь ждать!..
Затем они выбрались на улицу, где их обдул порывистый теплый ветер, нагретый от пламени больших пожаров. Джонни снял с себя куртку, так как скоро его прошиб пот от жары. Он тяжело ступал по засыпанным кирпичами и обломками домашнего скарба ущельям безжизненных улиц, проходя мимо домов, окна которых напоминали пустые глазные впадины. Уличные фонари, стоявшие по обочине покрытого мусором тротуара, были изуродованы огнем, многие деревья повалены и обуглены.
Тревожно чувствовал себя Джонни в этой вымершей части города, где еще совсем недавно был его дом. Девочка, казалось, переживала то же самое. Она держалась поближе к мальчугану, испуганно упрашивая его не идти слишком быстро.
«Мы уже и так ползем как черепахи», — думал про себя Джонни.
Скоро они ушли с улицы, которая была покрыта почти метровым слоем камней, кирпичей, штукатурки. Из руин зданий то там, то тут торчали
«Если вчера здесь шел бой, то советские солдаты должны быть где-то поблизости», — думал Джонни, прислушиваясь к глухому шуму далекого боя. Они пошли на этот шум то в одном, то в другом направлении, пробираясь среди полуразрушенных каменных стен, покрытых грязью и копотью.
Они шли по меньшей мере с полчаса, когда вдруг вышли к большой улице. На отдельных ее уцелевших участках Джонни увидел ржавые рельсы, а на земле валялись остатки разорванных проводов. Дети перелезли через опрокинутый трамвайный вагон, железная облицовка которого, выкрашенная желтой краской, была покрыта пузырями и во многих местах пробита осколками и пулями. Разбитый трамвай был похож на корабль, который перевернулся килем вверх и превратился в слепую игрушку могущественной природы.
— Отдохни здесь немного, — предложил девочке Джонни. — А я за это время кое-что разведаю. — Его беспокоило то, что они до сих пор нигде не натолкнулись на людей.
Нанни подозрительно посмотрела на него снизу вверх.
— Ты хочешь бросить меня здесь одну? — тихо захныкала она.
— Совсем ненадолго, я скоро вернусь.
— Ты не вернешься! Я знаю, ты хочешь от меня убежать.
— Не бойся! — Недоверчивость девочки начинала злить его.
Он бросил девочке свою куртку, потому что она ему только мешала. Одновременно он как бы хотел доказать ей; смотри, мол, я даже оставил тебе в залог свою куртку. Взобравшись на самую высокую кучу обломков, он вновь увидел прямо перед собой разбитый трамвай, возле которого осталась сидеть девочка. Нанни сняла с ног сандалии. В своем зеленоватом платье она напоминала островок дикорастущего кустарника. По ту сторону от трамвая были видны лишь развалины домов, которые вдалеке как бы смыкались. А позади них торчало несколько церковных башен и фабричных труб.
Мальчик на миг застыл на месте. Солнце слепило ему глаза. Джонни пристально всматривался в даль до тех пор, пока не заслезились глаза. Вскоре он заметил возле руин несколько человеческих фигур, которые передвигались с места на место. Фигурки издали казались не больше спичечной головки. Все они были одеты во что-то не то коричневое, не то зеленое. Это были солдаты.
Но чьи солдаты? Солдаты Красной Армии или же немецкие военнослужащие?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, Джонни пришлось взобраться на самую вершину кучи обломков.
38
Военные с бляхами на груди.
Страшное зрелище.
Прохода нигде нет.
Последняя попытка.
Как только Джонни обошел сгоревший автобус, стоявший поперек улицы, он увидел прямо перед собой здоровенного мужчину в защитной военной форме. За углом ближайшего дома его поджидали еще три человека. Все они были в касках, с автоматами. Рядом стояли два мотоцикла, один из которых был с коляской. Сразу же Джонни бросилась в глаза плоская металлическая бляха, которая болталась на тонкой цепочке на груди здоровенного мужчины. На ней красовался орел с распростертыми крыльями, державший в когтях свастику.