Джулия

Модиньяни Ева

— У меня есть пропуск, — с нарочитой торжественностью отрапортовала Джулия.

— Ты испытываешь мое терпение.

— Мама меня отпустила.

— Куда?

— К Сильване. Заниматься.

— Почему именно к Сильване, а не к кому-нибудь, кто живет поближе?

Сильвана жила на другом конце города — до ее дома было сорок пять минут езды трамваем.

— Я с ней уже договорилась. И потом — лучше заниматься с отличницей, чем с какой-нибудь тупицей. Ты не согласен?

— В таком случае оставь мне номер ее телефона: я позвоню через час, проверю, там ли ты.

Джулии

безумно хотелось послать брата ко всем чертям, но она сдержалась и покорно продиктовала номер.

Лео ждал ее в машине на углу улицы Тьеполо и площади Новелли. Джулия села рядом с ним. В машине пахло одеколоном, табаком, немного бензином. Голос Лео, тихий, томный, как ласковая летняя ночь, заставлял ее сердце учащенно биться.

Она сдвинула сиденье назад, вытянула ноги и сползла вниз, так что голова ее оказалась вровень с нижним краем бокового стекла, закрыла лицо книгой, после чего почувствовала себя в полной безопасности, как будто полминуты назад за ней захлопнулась не дверца машины, а ворота неприступной крепости.

— Через сорок пять минут я должна быть у подруги, — предупредила она.

— Считай, что из этих сорока пяти тридцать минут наши, — заверил ее Лео, давя на педаль акселератора.

Через пять минут, промчавшись по бульвару Форланини, они свернули на проселок недалеко от аэропорта «Линате». С оглушительным ревом турбин от взлетной полосы оторвалась «Каравелла».

Лео прижимал девушку к себе, и она хмелела от его силы, от его запаха, от его обещаний, от собственных упоительных грез. Жаркий шепот Лео наполнял ее душу и тело трепетной негой.

— Когда-нибудь мы сядем с тобой в самолет, — шептал он. — В такой, как этот, даже больше. Я увезу тебя на край света. Покажу тебе страны, о которых ты никогда не слышала. Это будет незабываемое путешествие.

— А Париж? Ты отвезешь меня в Париж? Покажешь Елисейские поля? Угостишь кофе с круассанами в настоящем парижском бистро?

— Обязательно. А потом мы полетим в Нью-Йорк. Проедемся по Пятой авеню, пообедаем в «Тиффани», посидим на скамейке в Центральном парке, поднимемся на крышу Эмпайр-Стейт-Билдинга. И конечно, посмотрим лучшие спектакли на Бродвее.

— Обещай отвезти меня на острова в теплых морях, — попросила Джулия, мечтательно вглядываясь в воображаемую даль.

Слова Лео вернули ее к суровой действительности.

— Пока что я отвезу тебя к твоей подруге, — сказал он. — Полчаса уже прошло. Пора ехать, ты можешь опоздать.

— Проклятое время! Когда я с тобой, оно мчится неудержимо. А когда тебя нет — стоит на месте.

Лео наклонился и поцеловал ее.

— Ничего, когда-нибудь мы найдем хоть полденечка, хоть несколько часов, безраздельно наших.

— Мой братец рвет и мечет. Следит за каждым моим шагом. Знаешь, в кого он превратился? В сторожевого пса. И рычит, совсем как сторожевая собака.

— Не только на тебя. Он пригрозил мне, что все расскажет моей жене, если мы с тобой еще хоть раз встретимся.

— Ты боишься?

— Не знаю. Может быть, выложив все моей жене, он только окажет мне услугу. Тем более что рано или поздно

я сам должен буду это сделать.

Глава 3

У Сильваны Тонани было удлиненное верблюжье лицо, рыхлое, бледное, печально насмешливое. Из-под толстых губ желтели длинные зубы. Улыбаясь, она уродливо кривила рот. Зато у нее были прекрасные волнистые волосы, густые-густые, и огромные, неописуемой красоты глаза. Она училась вместе с Джулией на факультете иностранных языков университета имени Боккони и на первом курсе была единственной круглой отличницей.

Говоря, Сильвана раздельно произносила каждое слово. Губные согласные, особенно «п», звучали у нее, как выстрелы, вылетая изо рта, будто камни из пращи; при этом она брызгала слюной, обрызгивая книги, тетради и несчастных собеседников, оказавшихся в угрожающей близости. Ее любимой темой были пещеры Пестума, куда она ездила каждое лето с родителями.

Сильвана была хорошей подругой, обожала учиться, мечтала преподавать. Она терпеливо занималась с Джулией, которая часто отвлекалась на посторонние темы и мешала подруге сосредоточиться. Джулия грезила об экзотических островах, парила на крыльях воображения, влюблялась в строчку стихотворения, в сочетание эпитетов, знала цену выразительной фразе. Сильвана не могла дождаться дня, когда переступит порог класса в роли учительницы и ученики внимательно будут слушать, как она объясняет урок.

— Я буду писать на доске. Обожаю выводить округлые четкие буквы, — с упоением говорила она. — Ненавижу, когда крошится мел. Буду сидеть за кафедрой. Или стоять в проходе между партами, возвышаясь над учениками. Пусть попробуют плохо учиться! Пусть попробуют бить баклуши! — Вакханалия губных согласных — всех этих «п» и «б» — сопровождалась брызгами слюны, от которых не было спасения.

Джулия завидовала уверенности подруги, точно знающей, что она будет делать через четыре года. Сама Джулия о своем будущем не знала ничего.

— Как только получу место в школе, — продолжала Сильвана, — найду себе жениха. А до этого никаких романов, они отвлекают от учебы. Выйду замуж, рожу детей — минимум двух. Первого ребенка в двадцать восемь лет, второго через два года. — Она не сомневалась, что так оно и будет.

— Не удивлюсь, если внутренний голос уже подсказал тебе имя будущего супруга, — скорее с восхищением, чем с иронией заметила Джулия.

— Возможно, он тоже будет учителем, как и я. Школа удобное место для знакомства. Хотя, откровенно говоря, я предпочла бы врача, — вслух рассуждала Сильвана, и мясистые губы на ее верблюжьем лице расплывались в улыбке. — Лучше, чтобы у него уже была практика. А может, выйду замуж за адвоката. Желательно, по гражданским делам. Он мог бы работать с моим отцом.

— Хорошо, когда все про себя знаешь! — воскликнула Джулия. — Как тебе это удается? — И пожаловалась: — А вот я не могу сказать, что буду делать в следующую минуту. Я хочу невозможного. Понимаешь? — Она покраснела, чувствуя, что сейчас откроется перед подругой. — Я по уши влюбилась в женатого человека.