Единая-неделимая
Шрифт:
«Какова бы ни была правда относительно непосредственной ответственности за возникновение войны, — одно несомненно: война, породившая этот хаос, является плодом империализма, то есть стремления капиталистических классов каждой нации удовлетворить свою жажду прибыли эксплуатацией человеческого труда и естественных богатств во всем мире».
«Хозяйственно отсталые или политически слабые нации попадают при этом в кабалу к великим державам, которые стремятся в этой войне кровью и железом перекроить заново, в соответствии со своими интересами, карту Европы. Целым народам и странам, как Бельгия, Польша, Балканские
Со школьной скамьи Андрей Андреевич привык думать о бедной, угнетенной Польше, о маленькой Бельгии и считать их обиженными соседями «казанскими сиротами». Он не думал о том, что польский крестьянин богаче своего русского соседа. Он не думал о том, что маленькая Бельгия держит в своих руках громадное Конго, откуда извлекает богатства, держа почти в рабстве его население. Читая манифест, он умилялся заботам о маленьких бельгийцах, поляках, сербах, чехословаках, армянах и нисколько не думал, что благотворить им собираются за счет русского рабочего и крестьянина. Это место «манифеста» его восхищало.
«Движущие силы войны обнажаются в ее течении во всей своей надменности. Лоскут за лоскутом спадает тот покров, который должен был скрывать смысл мировой катастрофы от сознания народа. Капиталисты всех стран, которые из пролитой крови чеканят червонное золото барыша, утверждают, что война служит защите отечества, демократии, освобождению угнетенных народов. Они лгут. На самом деле они погребают на полях опустошения свободу собственного народа вместе с независимостью других наций. Новые путы, новые цепи, новые тяготы вырастают из войны, и пролетариату всех стран победоносных, как и побежденных, придется влачить их на себе. Подъем благосостояния был возмещен при начале войны — нужда и лишения, безработица и дороговизна, голод и эпидемии являются действительным последствием ее. Военные расходы будут в течение десятилетий поглощать лучшие силы народов, угрожая уже завоеванным социальным реформам и препятствуя каждому шагу вперед».
Это место манифеста не было ясно Андрею Андреевичу, но он верил сплетням, ходившим по Петрограду. Он верил басням о том, что в боевых цепях шли безоружные солдаты, ожидая, когда кто-нибудь упадет убитым, чтобы взять его ружье. Он верил, что в Карпатах наши сбрасывали штурмующие колонны австрийцев камнями и дрались кулаками. Все петербургские преувеличения, всех слонов, делаемых из мухи, он принимал за подлинных слонов. Не было побед, были недоразумения, прорывы неприятелем наших войск и постоянные непрерывные отходы. Все были недовольны. В гостиной у Сеян нарядные гвардейцы во френчах, испещренных значками и увешанных боевыми орденами, критиковали начальство, глумились над самими собою и были полны мрачного пессимизма. И в них он видел ту же слабость духа, что была кругом. Они только подтверждали то, о чем так ясно говорил манифест. Они были слабыми, а люди, создавшие манифест, были сильны.
«Культурные опустошения, — значилось в манифесте, — экономический упадок, политическая реакция — таковы благословенные плоды этой ужасающей резни народов. Так война раскрывает подлинную сущность новейшего капитализма, который стал несовместимым не только с интересами народных масс, не только с потребностями исторического развития, но и с элементарнейшими условиями человеческого общежития…»
Андрею Андреевичу казалось, что перед ним открылась Америка, хотя в любой военной истории, в книгах профессора Сухотина,
Из глубокого нашего невежества, из презрения нашей интеллигенции к изучению прошлого рождалась наша революция, но Андрею Андреевичу казалось, что она шла от каких-то особых, гениально умных людей.
«Правящие силы капиталистического общества, в руках которых покоились судьбы народов, — монархические, как и республиканские правительства, тайная дипломатия, могущественные предпринимательские организации, буржуазные партии, капиталистическая пресса, церковь, — они все несут на себе всю тяжесть ответственности за эту войну, которая возникла из питающего их и ими охраняемого общественного порядка и ведется во имя их интересов»…
Дальше шло обращение к рабочим.
«Рабочие!
Эксплуатируемых, бесправных, униженных — вас при возникновении войны, когда нужно было посылать вас на бойню, навстречу смерти, называли товарищами и братьями. А теперь, когда милитаризм вас увечит, терзает, унижает и губит, правящие требуют от вас отказа от ваших интересов, ваших целей, ваших идеалов, словом, рабского подчинения так называемому национальному единству. Вас лишают возможности выражать ваши взгляды, ваши чувства, вашу скорбь, вам не дают выдвигать ваши требования и отстаивать их. Пресса подавлена, политические права и свобода растоптаны ногами, — военная диктатура правит бронированным кулаком».
Андрей Андреевич наблюдал, как мечтательная интеллигенция, пятьдесят лет тому назад творившая кумир из мужика, творила теперь новый кумир из рабочего. Она в рабочем видела существо, руководимое высшими целями. Но в партии большевиков он почувствовал иной взгляд на рабочего. Рабочие — это только грубая сила, которую надо использовать для своей цели, а цель эта — классовая война.
Ленин его восхитил. Договориться с Германским императорским правительством, получить от него деньги, притвориться пацифистом, пропеть гимн рабочему, разжалобить его, а потом сказать:
«…борьба за свободу, за братство народов, за социализм. Необходимо начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций. Такой мир возможен только при осуждении всяких помыслов о насилии над правами и свободами народов. Занятие целых стран или их отдельных частей не должно вести к их насильственному присоединению. Никаких аннексий, ни открытых, ни срытых, никаких насильственных экономических присоединений, которые вследствие неизбежно связанного с ними политического бесправия носят еще более невыносимый характер! Самоопределение наше должно быть непоколебимой основой национальных отношений»…
Манифест заканчивался призывом к пролетариям:
«Рабочие и работницы! Матери и отцы! Вдовы и сироты! Раненые и искалеченные! Ко всем вам, кто страдает от войны и через войну, ко всем вам мы взываем через границы, через дымящиеся поля битв, через разрушенные города и деревни: пролетарии всех стран соединяйтесь!..»
Этот манифест был написан в сентябре 1915 года и подписан в первую очередь немцами: Георгом Ледебуром и Адольфом Гофманом, потом французами: Бурдероном и Маргеймом, итальянцами: Модильяни и Лацари и за ними русскими: Лениным, Аксельродом и Бобровым, поляками: Лапинским, Барским и Ганецким, румыном Раковским, болгарином Коларовым, шведами и норвежцами: Хеглундом и Туре-Нермапом, голландцем Роландс-Гольстом и швейцарцами: Гриммом и Кэном…