Единственная. Твоя
Шрифт:
Любава тяжело сглотнула и почему-то поправила тонкую ночную сорочку.
Мужчина устроился на полу — скромный диванчик оказался ему постыдно мал. Любава возражала, конечно, предложила спальню родителей, хоть это было ей не совсем приятно, но Данияр или почувствовал это, или просто любил спать на жестком. Попросил только несколько одеял, на которых и устроился.
— В армии случалось на голой земле ночевать, — обронил скупо. — Мне будет удобно, спасибо.
Зато ей неудобно! Положила гостя на пол, а перед этим еще и пересоленной картошкой накормила. Позорище!
Вроде
Любава мысленно обругала себя растяпой. Ну почему не догадалась попробовать раньше? Выкинула бы без жалости… Но Данияр бровью не повел. Съел до крошки и благодарил еще!
Коротко вздохнув, Любава приоткрыла дверь.
В гостиной было тихо. Слышалось только тиканье часов и ровное мужское дыхание.
Спит.
Вот и ладненько… Она сейчас только водички выпьет — и обратно в постель. Боги, как хорошо, что Владимира задержали на службе! Он бы наверняка проснулся и устроил допрос, почему это она ночью шастает… А ей за глаза хватило вечернего разговора-допроса: не обидел? не напугал? а что это за бумаги такие?
Любава старательно все рассказывала. И, как могла, пыталась скрыть недовольство паранойей Владимира. Конечно, он имел право подозревать Данияра. Но вот ревность была вообще неуместна!
В тон ее сердитым мыслям под ногой противно заскрипела половица.
Любава замерла, не смея вздохнуть. Боги, только бы Данияр не проснулся! Но прошла минута, другая… а дыхание мужчины оставалось таким же ровным.
Вот тебе и спецназовец! Спит, как пшеницу продавши. Интересно, что ему снится на новом месте?
А память услужливо подкинула воспоминание, какое бесстыдство привиделось ей в родительском доме. Щекам стало жарко.
Любава тенью проскользнула в кухню, сделала пару жадных глотков прямо из кувшина и, подумав, вместо своей спальни пошла в прихожую. Посидит немного на крылечке, воздухом подышит.
Ночь теплая, луна полная, яркая… Ничего не случится, если она на звезды немного полюбуется. Все равно сна нет.
Осторожно отодвинув щеколду, Любава выбралась из дома.
Присела на маленькой скамейке, которую отец сделал для них с мамой. Он вообще тут много чего сделал … Не домик, а игрушка получилась, но все равно родители поговаривали, что после учебы Любавы они обратно вернутся. К корням. А дочь пусть сама решает, ехать или нет.
Конечно, она бы поехала… И, наверное, потом все-равно сбежала, спасаясь от мучительной влюбленности. Боги, как же глупо это!
Любава прикрыла глаза, подставляя лицо нежному лунному свету.
Попыталась успокоиться, но тихий скрип двери прозвучал громче рева сирен. Данияр проснулся!
Любава так и окаменела. Не дернулась даже, когда мужчина присел рядом. Большой, бесшумный и… чужой. Об этом нужно помнить! Но голову кружил запах северного кедра и сочных лесных трав.
— Красивая ночь, — первым нарушил молчание.
Любава прикрыла глаза. Надо ответить! Отлепить язык от неба и просто сказать. Это же нетрудно!
— Красивая, — согласилась,
— Такие звезды редко в городах увидишь… Мне не хватало этого, когда учился в Томске.
Любава осторожно покосилась на Данияра. Решил вдруг нормально побеседовать? Зачем?
— Световой шум, что поделать… — ответила максимально нейтрально. — Тут еще хорошее место, окраина.
— Скоро застроят. Москва быстро растет. Будь осторожна, — добавил неожиданно. — Этот участок захотят купить.
Любава поежилась. Один раз к ним действительно пришли такие желающие. Но связи отца быстро остудили пыл вооруженных «коммерсантов». А сейчас помочь некому. И все же Любава упрямо продолжила:
— Папе эта земля по дарственной отошла. От одного из клиентов. Все документы в порядке и…
Любава осеклась, стоило взглянуть на мужчину. Его глаза! Они словно светились изнутри! Как у хищного зверя… От света луны, наверное. Но это объяснение лишь усилило смутные, пока еще непонятные ей самой подозрения.
— Это неважно, — покачал головой Данияр. — Нет человека — нет проблем, понимаешь? Я не имею права настаивать, но прошу — заранее поищи более безопасный вариант. Пожалуйста.
И от этого проникновенно-нежного «пожалуйста» в груди мучительно сжалось.
— Но тут все детство мое прошло, — возразила тихо. — Этот дом… его папа собственными руками из ничего сделал. Для нас с мамой. Это же память…
А Данияр улыбнулся. Мягко и понимающе:
— Память в твоем сердце, Любава. Родители всегда хотели тебе лучшего, поэтому и переехали в Москву.
— И поэтому не уезжали обратно, — призналась неожиданно для себя. — Когда я родилась… В общем, в год у меня обнаружились проблемы. Нежное сердечко… — усмехнулась грустно. — Так мама говорила. Я частенько попадала в больницы. Поэтому, мне кажется, родители никуда не ездили. Чтобы не было новых потрясений, впечатлений… Постепенно ЭКГ становилось все лучше, боли в груди мучили реже… А к выпускному почти все и прошло, представляешь? — вновь сорвалась на «ты», но это было даже слишком легко. — Я окрепла и вытянулась буквально за год-полтора. Мама с папой решили возвращаться. Стали собираться, но никого не предупреждали… Боялись сглазить. Но все равно ничего не получилось. Папу очень просили отработать егерем еще год. Тот самый мужчина, который дом нам подарил. Дядя Сергей. Он был очень хорошим, и родители не стали отказывать. Да и я поступать решила… А потом папина болезнь…
Любава прикусила щеку, пытаясь избавиться от непрошеных слез. Бесполезно! Они упрямо копились в уголках глаз и точно бы вырвались на волю, но ее сжатую в кулак руку накрыла горячая ладонь.
Обычный жест утешения, а в груди взорвался маленький фейерверк. И плакать мгновенно расхотелось.
— Ты все правильно сделала, Любава, — тихо возразил Данияр. — Стремление к знаниям — это важно. И твои родители тоже поступали правильно. Берегли любимую дочь. Жаль, что я не смог снова встретиться с Данилом Александровичем и тетей Ярой. Они были замечательными людьми.