Ее андалузский друг
Шрифт:
Перед любовными утехами Соня, как обычно, угостила его кокаином. Сванте считал этот наркотик потрясающим средством, которое заставляло его ощущать бодрость, подъем и прилив сил, ранее ему незнакомый. За все шестьдесят четыре года жизни он ни разу не пробовал наркотиков, но комбинация кокаина и экстремального секса с Соней оказалась такой феноменальной смесью, что он ни за что на свете не пожелал бы отказать себе в таком удовольствии.
Соня возбуждала его своими игривыми разговорами, она визжала, когда он кончал, повторяла, что он такой «большо-о-ой».
Сванте
Соня попрощалась с ним, стоя в дверях в шелковом пеньюаре. Улыбнувшись довольной улыбкой, кивнула на браслет, который уже надела на руку, и томно проговорила, что не хочет его отпускать. Сванте ответил, что вынужден уйти, — она даже представить себе не может, какая у него ответственная работа. Ущипнув ее на прощание за щечку, он пошел вниз по лестнице. Она слышала, как он насвистывал что-то, пока не захлопнулась дверь подъезда.
Подождав минутку, Соня перестала улыбаться, вернулась в спальню, отключила видеозаписывающее устройство, спрятанное за зеркалом, и сорвала с кровати простыни. Как всегда после очередной встречи с мужчиной, она сбросила постельное белье в черный мешок для мусора, отправила туда же безвкусный браслет и выставила мешок на лестницу у входной двери.
В ванной она засунула два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту, прополоскала рот, тщательно почистила зубы. Затем приняла душ и смыла с себя все, что напоминало о Сванте Карльгрене.
Почувствовав себя чистой, Соня вытерлась насухо новым полотенцем и смазала кожу кремами, предназначенными для разных частей тела. Закончив, убедилась, что никаких запахов, напоминающих о встрече, не осталось. В зеркало, висевшее в ванной комнате, Соня предпочитала не смотреться — пройдет еще несколько дней, прежде чем она будет в состоянии это сделать.
Теперь Соня располагала видеоматериалом примерно на восемь часов, где Сванте Карльгрен принимал кокаин, где она стегала его плеткой, где он издавал всякие непотребные выкрики. В некоторые моменты он выступал с резиновым шариком во рту, изображая из себя то плотника, то раба, то главу концерна «Эрикссон».
Ларс попросил о встрече с Гуниллой — она ответила, что ему придется подождать. Он позвонил ей на автоответчик и попросил хотя бы дать ему обратную связь по поводу тех материалов на Софию Бринкман, которые он предоставил. Гунилла не ответила. Тогда Ларс написал ей. Получилось длинное, хорошо продуманное письмо, в котором он напоминал, что при первой встрече она высоко оценила его аналитические способности, — как она теперь намерена их использовать? Ответа опять не последовало.
Ларс сходил с ума в своем одиночестве, размышляя над тем, как с ним обходятся. Он всего-навсего попросил о беседе, и ничего более. Постоянно перемалывая все это в себе, он без конца вел с Гуниллой мысленные дискуссии, в которых четко давал понять, что он не кто попало, что он родился
Гунилла сидела за своим столом, когда Ларс вошел в офис, и негромко разговаривала по телефону. Увидев его, она сделала знак рукой, чтобы он подождал. Эвы и Эрика на месте не было. Ларс выдвинул старый стул на колесиках с невысокой спинкой, который обнаружил у стола Эвы, уселся и стал терпеливо ждать, пока начальница закончит разговор.
Через несколько минут она положила трубку и повернулась:
— Мне не нравится получать такие письма и такие звонки от тебя, Ларс.
— Я ведь имею право выразить, что я чувствую? — ответил он растерянно.
— Зачем? — спросила она.
Ответа на этот вопрос он не знал. Скрестив пальцы, опустил глаза.
— Чего ты хочешь, Ларс? — спросила она.
Он смотрел на свои руки.
— Того, о чем я писал в письме. Того, о чем я говорил на автоответчик. — Он поднял глаза. — Того, о чем мы говорили, когда меня принимали на работу. Я в состоянии выполнять другие задачи. Я мог бы помогать Эве выполнять аналитические задания, строить мыслимые сценарии и намечать пути работы, составлять профили злоумышленника… Да я многое мог бы.
Он нервничал и говорил слишком быстро. Она спокойно наблюдала за ним.
— Тогда я сама связалась бы с тобой.
Винге нехотя кивнул. Гунилла выпрямилась на стуле. В кабинете повисла гнетущая тишина.
— Можно задать тебе один вопрос, Ларс?
Он ждал.
— Почему ты стал полицейским?
— Потому что я этого хотел.
Его ответ последовал слишком быстро. Она показала, что ее он не удовлетворил, и дала ему еще один шанс.
— Потому что… Ну, это было давно, просто… просто я хотел помогать.
— Помогать в чем?
— В смысле?
— Кому и в чем ты хотел помогать?
Ларс почесал уголок рта. На другом столе зазвонил телефон. Он посмотрел в ту сторону, но Гунилла не пошевелилась, ожидая его ответа.
— Ну, обществу… помогать слабым, — проговорил он и снова пожалел о сказанном.
Начальница смотрела на него с сомнением. Ларс чувствовал себя так, словно его сбросили на глубину.
— Помогать слабым? — тихо, почти с отвращением переспросила она.
Ларс ухватился за возможность исправить то, что только что сам испортил:
— Мне хотелось ощущать свою принадлежность к чему-то большому…
Теперь его голос звучал откровеннее.
Она почти незаметно кивнула, чтобы он продолжал.
Ларс задумался.
— И я хотел что-то изменить. Возможно, это звучит наивно, но так я ощущал это тогда.
Он поднял глаза.
— Ты стал частью большой работы… и ты можешь многое изменить. Мне бы так хотелось, чтобы ты сам это увидел.
Винге ждал продолжения.
— Мы группа. Мы работаем группой — каждый вносит свою лепту. И я не всегда довольна своим положением — несколько раз в неделю у меня возникает желание с тобой поменяться. Однако ситуация такова, какова она есть, — каждый работает на своем месте, Ларс.