Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969, Мартенс Лорна

Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969

на обложку

Мартенс Лорна

Шрифт:

В этой главе я рассматриваю еще одну автобиографию, которая, возможно, была вдохновлена романом Бронте – это «Автобиография ребенка» (1899) Ханны Линч. С большой вероятностью эта книга содержит и долю вымысла. В 1910 году печальную историю о сироте опубликовала Маргарита Оду, но во Франции. Вклад Бронте в жанр жизнеописаний находит отклик в женских англоязычных автобиографиях более века спустя. Вышедшая под псевдонимом «История корнуолльской бродяжки» (1954) рассказывает о дискриминируемой и гонимой сироте. Джанет Хичман, ставшая сиротой в результате Первой мировой * , до совершеннолетия жившая в приемных семьях, рассказывает в 3-й части «Короля варваров» (1960), как в шестнадцатилетнем возрасте отдала трогательную дань Бронте, изменив свое имя с Элси на Джанет (любимое имя Рочестера для Джейн). Эти две работы я рассмотрю подробнее в 5-й главе.

Хичман, урожденная Элси Мэй Филдс, родилась в семье Маргарет Эймс, швеи, в 1916 году. Мать Хичман была вдовой, отец – молодым солдатом, который был убит менее чем через три месяца после ее рождения. Мать отдала девочку пожилой паре и вскоре умерла. – Примеч. ред.

«Мы»

Американка Люси Ларком, родившаяся в 1824 году, была на девять лет моложе Элайзы Фарнхэм и на два года старше Атенаис Мишле. Детство этих женщин – Фарнхэм, Ларком и

Мишле, – родившихся в 1810–1820-е годы, кажется чрезвычайно чуждым читателю XXI века. Они выросли в мире, который нам уже не знаком, мире, который ушел за горизонт нашего культурного восприятия. Например, и Мишле, и Ларком провели значительную часть своего детства за шитьем. Поэтессу Ларком отправили работать на хлопкопрядильную фабрику Лоуэлла, когда ей было «от одиннадцати до двенадцати лет» 25 , и именно, чтобы рассказать предполагаемой юной аудитории об этом опыте, издатель попросил Ларком написать автобиографию «Детство в Новой Англии» (A New England Girlhood, 1889) 26 .

Larcom L. A New England Girlhood. P. 92.

Marchalonis Sh. The Worlds of Lucy Larcom, 1824–1893. Athens, 1989. P. 246.

К этому времени в Соединенных Штатах уже существовала традиция писать о детстве для юной аудитории подобно тому, как это делала Мэри Хоувит в Англии. Эту традицию иллюстрируют детские рассказы Грейс Гринвуд и «Воспоминания детства» (Recollections of Childhood) Кэтрин Седжвик – часть семейной истории, адресованная ее внучатой племяннице, написанная в 1853–1854 годах и опубликованная в 1871-м посмертно. Такие работы воспринимаются как взгляд взрослого человека на прошлое. Цель их состоит в том, чтобы ознакомить подрастающее поколение с историей семьи, обычаями и образом жизни прошлого. Там нет признаний, нет аналитического или психологического подхода. На самом деле, они едва ли автобиографичны: в большей степени такие произведения рассказывают о семье, друзьях и окружении писательниц, чем о них самих. Они в должном позитивном ключе передают ту мудрость, которую транслируют старшие младшим * .

Поэтическая вступительная глава к «автобиографическому роману» Маргарет Фуллер, написанному в 1840 году и опубликованному посмертно, является исключением: это тонкий, незаконченный набросок, посвященный развитию ума поэта. Но книга Фуллер была автобиографией детства, не предназначенной для чтения широкой общественностью.

Ларком выросла в Беверли, штат Массачусетс, в пуританской семье с десятью детьми. Религия являлась важной частью семейной и общественной жизни, и Ларком была изначально глубоко религиозна. Обладая поэтическим даром и мечтая стать педагогом, в возрасте одиннадцати лет, когда после смерти отца семья оказалась в затруднительном положении, она пошла работать на фабрику в Лоуэлле, чтобы заработать денег для семьи. Она провела там десять лет, работая в прядильной и гардеробной по тринадцать часов в день, пока наконец ее не перевели на более легкую работу. Позже она стала преподавательницей и поэтессой. По существу, она очень дорожила своей частной жизнью. Издателю Houghton пришлось уговаривать ее написать о себе. В книге Ларком, очевидно, не кривя душой, пишет:

Слава, действительно, никогда не привлекала меня. Я никогда не могла себе представить, чтобы девушка чувствовала какое-то удовольствие, выставляясь «перед публикой». Право на уединение должно быть последним, чем женщина может поступиться добровольно 27 .

В предисловии Ларком также демонстрирует ненапускные сомнения относительно идеи оказаться в центре внимания. Она пишет, что ее автобиография «написана для молодежи по совету друзей». Автор, вероятно, чувствовала необходимость оправдаться, потому что «для многих слово „автобиография“ ассоциируется лишь с тщеславием и эгоизмом». И она добавляет, по-видимому, совершенно надрывно: «Не знаю, одобряю ли я сама автобиографию, когда речь идет о персоне столь незначительной, как в данном случае» 28 .

Ibid. P. 251.

Larcom L. A New England Girlhood. P. 9–10.

Действительно, публикация под собственным именем подразумевает стремление к вниманию читательской аудитории, это значит предстать перед публикой как личность, пустив свое «имя» в оборот. Это предполагает своего рода подпись под опубликованными заявлениями и готовность к тому, что эти заявления будут цитировать, иногда неправильно, перефразировать, тоже нередко перевирая, обсуждать, объективировать и загонять в шаблоны. Имя и, в большей степени, слава могут принести признание, влияние, деньги и власть. Но в то же время за имя и, в большей степени, за славу приходится платить потерей анонимности и уединения, потенциала, свободы изменить мнение, права на то, чтобы с автором обращались как с живым человеком, а не как с «именем». Написание автобиографии для публикации требует еще больше смелости, чем другие виды письма, ведь это означает, что писательница выходит в центр внимания общественности как человек, который считает, что ее жизнь стоит того, чтобы о ней писать. Автобиография излучает чувство собственной значимости. Если только она не написана действительно важной персоной, которая имеет возможность тщательно придерживаться общеизвестных фактов, публикация автобиографии демонстрирует готовность автора раскрыть информацию о себе, сделать публичным то, что является частным и интимным, раскрыть «потаенные уголки души». Немногие женщины обладали реальной значимостью в обществе, и привлечение внимания публики к собственному малозначительному «я» было настолько несозвучно с кротостью и скромностью, считавшимися неотъемлемой частью женственности, что женщине, которая делала себе «имя», сам факт публикации мог видеться как отказ от себя. Джейн Маркус предположила, что под давлением этих обстоятельств женщины-писательницы замкнулись в семейной тематике, тем самым «расписавшись в собственной кажущейся незначительности» * , 29 .

signing themselves into the seemingly insignificant apron pocket of history – буквально: «подписавшись в карман фартука истории». – Примеч. пер.

Marcus J. Invincible Mediocrity: The Private Selves of Public Women // The Private Self: Theory and Practice of Women’s Autobiographical Writings / Ed. Sh. Benstock. London, 1988 P. 114.

С этой точки зрения жанр автобиографии детства фактически предлагает потенциальной писательнице удобный путь к отступлению от заданного шаблона. Автор может обойти неприятные аспекты собственной биографии, рассматривая детство не как индивидуальный, а как общий, коллективный опыт. Такая манера

письма о детстве могла быть вполне естественной для детей, выросших в больших семьях XIX века, где дети из обеспеченных семей воспитывались в «яслях» и где в любом случае ребенок проводил большую часть своего времени в компании братьев и сестер. Согласно работе Кеннета Брэма, ряд автобиографий детства, написанных в эпоху распространенности многодетных семей и не обязательно женщинами, используют путь описания жизни детей как группы. В этих книгах детство представлено, как правило, идиллически и ностальгически. Этот метод обычно выбирают писатели, адресующие свои истории юной аудитории. Это привело к тому, что автобиография детства превратилась в детскую литературу.

Хотя «Детство в Новой Англии» предназначено для юных читателей, это не детская литература. С самого начала она привлекала и взрослых. Тем не менее в этой автобиографии чаще всего используется местоимение «мы». В первых семи главах, в которых она пишет о своем детстве до начала работы на фабрике в Лоуэлле, Ларком избегает рассказов о своем характере и чувствах, концентрируясь на времени, месте и семье. Выросшая в многолюдном доме, она достоверно передает ощущение слияния с детским коллективом (у Ларком было десять братьев и сестер). В следующих четырех главах она рассказывает о фабрике, ее работе и фабричных девушках, прежде чем в завершающей двенадцатой главе подойти к работе преподавателем и писательской карьере после ухода с фабрики. Удивительным образом, это книга о «мы» – сначала братья и сестры, потом девушки с фабрики, – а не о «я». Таким образом, произведение Ларком занимает противоположный конец спектра от автобиографии Готье. Она, главное действующее лицо, не всегда находится в центре повествования, но, напротив, имеет тенденцию растворяться в толпе других людей. Как пишет Ширли Марчалонис, в первых семи главах она делает себя «одним из актеров на большой сцене», но и позже «ее собственная история остается связующим звеном в общей картине» 30 . Так, «витрина магазина особенно интересовала нас, детей, ведь там стояло несколько стеклянных банок с палочками полосатых ячменных конфет и красными и белыми мятными леденцами…» 31 . Или: «Одним из наших величайших школьных удовольствий было наблюдать, как тетушка Ханна крутит свою прялку…» 32 Тем не менее портрет Люси-ребенка все-таки появляется: она неоднократно использует свой образ в качестве примера в вопросах морального воспитания (например, когда она стащила несколько монеток, и ей кажется, что они обжигают ей руку) и религиозных чувств. Она описывает себя – пишет о своем поэтическом таланте, любви к стихам и спонтанном их сочинении. Автор-рассказчица подчеркивает свой талант, тем самым индивидуализируя себя и подкрепляя то (что читатель, по-видимому, уже знает), что она успешная поэтесса – этот факт она упоминает в чрезвычайно скромной, обесценивающей манере в конце автобиографии. Но она тут же старается сгладить впечатление о том, что была особенным ребенком, предполагая, что просто делала то, что делали другие, и что другие, должно быть, чувствовали то же самое, что и она. Например: «Я стала посещать школу, когда мне было около двух лет, как и другие дети вокруг нас» 33 . В духе Вордсворта: «Эти воспоминания [о небесной жизни до рождения] <…> так отчетливо принадлежат мне-Младенцу… Но многие другие повзрослевшие дети, оглядываясь назад, несомненно, увидят шлейф славы». Этот стиль подпитывает идеи, высказанные в предисловии, где Ларком описывает себя далеко не уникальной личностью, а, скорее, частью типа или тенденции: «Самая обычная личная история имеет свою ценность, когда на нее смотрят как на часть Единой Бесконечной Жизни» 34 ; «Вы видите, что во мне нет ничего примечательного» 35 ; «Какой бы особый интерес ни вызвала эта небольшая история, она обусловлена социальными обстоятельствами, в которых я выросла» 36 . Даже о своем поэтическом даре она пишет, как о чем-то типичном: «Богатый или бедный, каждый ребенок приходит в мир со своей собственной насущной потребностью, которая формирует его индивидуальность… Моей „насущной потребностью“ была поэзия» 37 . Собственную индивидуальность она объясняет, можно сказать, почти оправдывает, типичностью: это то, что есть у каждого. Такое самоуничижение, безусловно, зависит от пола, поскольку демонстрирует аккультурацию женщин во времена Ларком. Оно также является жанровым, свойственным «домашним» женским автобиографиям того времени.

Marchalonis Sh. The Worlds. P. 251.

Larcom L. A New England Girlhood. P. 28.

Ibid. P. 29.

Ibid. P. 30.

Ibid. P. 9.

Ibid. P. 10.

Ibid. P. 11.

Ibid. P. 12.

Практически каждый критик отмечает, что автобиография Ларком сочетает определенный самоанализ с удивительной ориентированностью на других, граничащей с самоуничижением. Я считаю, что «Детство в Новой Англии» не соответствует ожиданиям, сформированным доминирующей традицией «мужской» автобиографии, а, скорее, объединяет в одном тексте особенности, свойственные женским автобиографиям из разных исторических периодов. Расхождения в мнениях критиков отражают прежде всего тот факт, что к концу XX века отношение женщин к самим себе полностью изменилось. О новом образе мышления конца XX века свидетельствует то, как мало внимания исследователи уделили скромности Ларком и ее стремлению к конфиденциальности – ценностям прошлого, которые давно сошли на нет за ненадобностью и, следовательно, перестали быть понятными.

Сдержанность и скромность Ларком соответствуют ее вере. Глубоко религиозная и рефлексирующая, она верит, что все является частью Бесконечного Целого, что Бог проявляется во всем, что Его голос говорит через мир природы и что гимны и поэзия так же объединяют материальное с духовным. Прочтение Джессики Льюис отличается тем, что она не смотрит на текст через современную оптику, а, скорее, внимательно и сочувственно изучает его, чтобы выделить его индивидуальные основы, подчеркнуть, как убеждения автора повлияли на художественные качества автобиографии, а также раскрыть его структуру. Согласно Льюис, в первых семи главах Ларком рассказывает, как ранний опыт взаимодействия с природой, языком, религией и поэзией сформировал ее личность, а в заключительных главах «изображает модель существования, проживания этой личности» 38 . Словом, именно эта личность поддерживает Ларком в течение десяти лет работы на фабрике, позволяя ей найти «благословение, скрытое в проклятии» тяжкого труда 39 .

Lewis J. Poetry Experienced: Lucy Larcom’s Poetic. P. 188.

Ibid. P. 189.