Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969

Мартенс Лорна

Готье утверждает, что тон ее жизни задали уже обстоятельства ее рождения. Она цитирует семейные легенды о том, что во время родов она проявила себя такой строптивой упрямицей, что акушер назвал ее чудовищем. После этого, по типичной модели XIX века, которую мы уже видели у Мишле, ее отдали на воспитание кормилице. Готье объясняет, что ее мать, актриса в известной миланской труппе, не успевала управляться с ребенком и поэтому поручила дочь жене плотника, жившей в пригороде Парижа. Это были судьбоносные отношения. Жюдит с невероятной страстью любила свою кормилицу Дэймон, которую про себя называла «милая, дорогая». Готье признает, что кормилица обожала и баловала ее больше, чем собственных детей, и что сама она боготворила кормилицу в ответ. Она утверждает, что за счет этой любви время, проведенное с кормилицей, стало самым счастливым в ее жизни:

Она была моей силой, моей опорой, исполнительницей всех моих фантазий, которые не могли мне повредить… Такое изобилие любви создавало безбрежное восхитительное королевство для меня 11 .

Таким

образом, Готье повторяет опыт Мишле, которая была также счастлива в ранние годы, живя с кормилицей. Готье-автор признает, что ее счастье было во многом связано с тем, что в семье кормилицы к ней относились как к высшему существу: «младенец Иисус на попечении у христианской семьи вряд ли был бы принят с большей преданностью и любовью» 12 . Она отчетливо помнит чувство превосходства и доминирования над окружающими, которым она наслаждалась в семье кормилицы, – будто ее поставили на пьедестал. Самым удивительным является тот факт, что в свои 57 лет Готье так живо помнит свою привязанность к кормилице и эти ранние впечатления. Ни взрослая жизнь, ни особенности памяти не переписали их как давно минувший и преодоленный, неловкий эпизод детства.

11

Gautier J. Le Collier des jours: Souvenirs de ma vie. Saint-Cyr-sur-Loire, 1994. P. 189.

12

Ibid. P. 24.

Катастрофа произошла, когда родители попытались разлучить ее с кормилицей, забрав дочь домой. Жюдит, лишенная молока и заботы кормилицы, плакала дни и ночи напролет, а сама кормилица, не менее опечаленная разлукой, слегла с лихорадкой, отравленная собственным молоком. Родители были вынуждены сдаться и воссоединить дочь с кормилицей. Так Жюдит одержала победу. Когда в следующий раз родители пытались разлучить Жюдит с кормилицей, они делали это медленно, позволив Жюдит для начала остаться пожить с дедушкой и двумя тетками в живописных окрестностях Шатийона.

Готье утверждает, что ее память хранит четкие воспоминания о сложных событиях, произошедших в очень раннем возрасте. Она настаивает на том, что самые ранние из ее воспоминаний – наиболее живые. Она сравнивает их с большими четкими буквами в отличие от неразборчивого почерка ее более поздних воспоминаний. Эти «записанные большими буквами» 13 воспоминания преимущественно эмоционально нагружены, что согласуется с общепризнанным положением о том, что эмоциональные события запоминаются лучше. За исключением эпизода, когда она поранилась, и смерти домашнего любимца, большинство ранних воспоминаний Готье вращаются вокруг объекта ее любви – кормилицы. Воспоминание за воспоминанием показывает, как горячо она желала защищать и оберегать свою любимую кормилицу. Она вспоминает, как не нравились ей родители, которых она должна была навещать: они не относились к ней как к божеству и, как она понимала, представляли потенциальную угрозу для нее и кормилицы.

13

Ibid. P. 20.

Первая часть книги великолепна. Чем дальше повествование отходит от описания этой ранней страсти – когда Готье пишет о девочке, которая размышляет, учится и читает, – тем все более анекдотичной, похожей на историю становится автобиография, хотя более поздние воспоминания также подробны и ясны. Первый поворот сюжета происходит, когда Жюдит переезжает в деревню к дедушке и тетям по отцовской линии. Там Жюдит начинает верховодить группкой детей и зарабатывает себе прозвище Ураган. Готье преуспевает в искусстве описывать события таким образом, чтобы передать ту страсть, с которой ребенок взаимодействует с миром. Тут и интригующий процесс обучения чтению. И строптивое упрямство, с которым Жюдит отказывается выучить по просьбе деда несколько стихотворений ее отца. И очарование чудесными механическими часами священника. И ужасная боль, когда она вывихнула руку во время игры. Тем не менее в ту ночь со всей этой болью, когда Жюдит несут домой, она поднимает к небу лицо и видит звезды, будто впервые, и с этого начинается ее увлечение этим неизвестным миром. Она остается верна своему неукротимому характеру, отметая попытки обвинить и наказать ее за случившееся.

Другим поворотным моментом становится монастырская школа. Жюдит отправили туда в возрасте семи лет, и это – интереснейшая часть книги Готье. Несмотря на возражения семьи отца Жюдит, Карлотта Гризи настояла на том, что девочка должна учиться при монастыре. Этому опыту посвящена почти треть книги. Прежде всего, этот рассказ вызывает социологический интерес: монастырские школы той эпохи были местами очень специфическими. Когда родители приехали навестить дочь, отцу Жюдит пришлось добиваться для нее возможности принимать ванну каждую неделю. Педагогические методы монахинь оставляли желать лучшего: они практиковали телесные наказания. Жюдит чувствовала себя узницей и планировала побег. Но были и светлые моменты. Мать-настоятельница относилась к Жюдит – лучшей ученице в своем классе – по-доброму. Жюдит завела дружбу с несколькими девочками. Когда, спустя почти два года, родители забрали ее из монастыря, ей было грустно расставаться со своей лучшей подругой. Готье отмечает, что пребывание в монастыре, действительно, принесло свои плоды: ураган успокоился.

Жюдит начинает жить с родителями в возрасте девяти лет, и с этого момента она описывает себя относительно умиротворенной и послушной, стремящейся занять место в интересном мире

своих родителей. Это уже другая Жюдит. Больше мы не слышим ни о каких страстях, и повествование резко обрывается. Хотя Готье до сих пор давала нам понять, как чувствовала себя девочкой в гуще разнообразных приключений – и это сводилось к страстям, а не к степенным и даже смиренным размышлениям – в конце концов она показывает нам ребенка, куда больше примирившегося с жизнью, чем Атенаис Мишле. Мы не слышим о какой-либо стойкой или навязчивой ненависти ни к матери, ни к отцу. На самом деле, когда она наконец в возрасте девяти лет оказалась дома, она сразу же очень полюбила отца. Бывшая пылающая эгоистка тянется к знаменитому доброму человеку, как цветок тянется к солнцу. В целом Жюдит Готье изображает себя как очень умного и своенравного ребенка, который постепенно стал вести себя почти респектабельно.

Женщина из рабочего класса

До сих пор французские женщины, писавшие автобиографии детства, были «кем-то» – людьми из определенного социального круга или профессиональными писательницами. Маргарита Оду (1863–1937) – одна из первых женщин из рабочего класса, которая обогатила жанр историей своего детства. Адельхайд Попп, австрийская социалистка из рабочего класса, анонимно опубликовала свою детскую автобиографию годом ранее. Оду зарабатывала на жизнь в Париже шитьем. Ее любовник, писатель Жюль Иль * , познакомил ее со своим парижским литературным кружком и убедил начать писать. Первой крупной работой Оду стала «Мари-Клэр». Оду написала роман за шесть лет и опубликовала в 1910 году. Он сразу же стал бестселлером. Арнольд Беннетт, представивший Оду английской публике в 1911 году, говорил, что ей «чуть за тридцать», а ее английский переводчик пишет, что ей было «около тридцати пяти». На самом деле на момент публикации Оду было 47 лет.

*

Иль писал под псевдонимом Мишель Иль. – Примеч. пер.

Маргарита Оду была признана «пионеркой», как первая писательница, «создавшая из своего подлинного пролетарского опыта эстетический объект, достойный внимания критиков». «Мари-Клэр» – роман «глубоко автобиографический», написанный от первого лица 14 . В 1910 году он был удостоен Prix Femina. Эта печальная история, особо жалостная в конце, иллюстрирует, насколько ограниченными были возможности женщин в ту эпоху, тем более если они росли без родителей, состояния и образования. Судьба сдала Мари-Клэр не те карты. Ее мать умирает, вскоре исчезает отец. В возрасте пяти лет они с сестрой оказываются в сиротском приюте, которым управляют монахини, где девочек быстро разлучают. История Оду показывает, что могло случиться с девушкой без семьи и средств к существованию в XIX веке. Хотя Оду была на восемнадцать лет моложе Готье, кажется, будто ее детство приходится на более ранний период, – безусловно, потому, что ее история происходила в сельской местности Франции. Она родилась в Санкуэне (департамент Шер), а в 1877 году ее отправили работать пастушкой в Солонь.

14

Kershaw А. Proletarian Women, Proletarian Writing: The Case of Marguerite Audoux // A «Belle Epoque»? Women in French Society and Culture, 1890–1914. New York: Berghahn, 2006. P. 253–268.

Рассказанная от первого лица, эта книга кажется автобиографией детства и юности, написанной прямо и просто. Но Оду назвала ее романом. Она дала главной героине вымышленное имя, и при ближайшем рассмотрении книга полна не только вымыслов, отклонений от биографических фактов, но и, как показал биограф Оду Бернар-Мари Гарро 15 , беллетристических приемов * . Выдающийся прием Оду – аллюзия. Ее Мари-Клэр рассказывает свою историю строго с точки зрения ребенка, которым она была в то время, без авторских вставок. Этот отказ от взгляда в прошлое и нарративной мудрости стал новшеством для женских автобиографий детства. Оду конструирует видение ребенка таким образом, чтобы в сюжете оставались лакуны, загадки, незавершенные линии. Они искушают читателя попытаться заполнить, решить и связать их самому. Часто тайны не поддаются разгадке, но иногда они легко уступают знаниям взрослых. Вот, например, показательный случай: читателю (в отличие от рассказчицы) понятно, что дружба между сестрой Мари-Эми и священником – любовная интрига и что затворничество сестры, ее ночные крики и сверток, с которым священник покидает монастырь, означают беременность и роды.

15

Garreau B.– M. Marguerite Audoux: La couturiere des lettres. n. p., 1991.

*

Бернар-Мари Гарро пишет, что опекунша Оду отдала ее в 1876 году к портному и только в следующем, 1877 году – к фермеру, в книге же о портном ничего не сказано (Garreau B. M. Marguerite Audoux: La couturiere des lettres. Tallandier, 1991. P. 31–36); фермер, у которого она служила, не умер, а был выселен со своей фермы (Ibid. P. 55–56); мать Анри, возлюбленного Мари-Клэр, в реальной жизни была не вдовой, а замужем (Ibid. P. 69); Анри Дежуль, прообраз любовника Мари-Клэр Анри Делуа, женился на другой только в 1886 году, вскоре после возвращения Оду в монастырь в 1881 году (Ibid. P. 72, 74).