Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969

Мартенс Лорна

Мать Эмили Карр умерла, когда ей было двенадцать лет, а отец – два года спустя. Ее старшая сестра, на двадцать лет старше младшего из детей, взяла на себя заботы о семье и управлялась с наименее послушными – Эмили и ее братом – при помощи побоев. В шестнадцать лет Эмили «сбежала» в Сан-Франциско изучать искусство. Контраст между очаровательной «Книгой малышки» и ужасающими подробностями из «Болезни роста» показывает, насколько пластичной может быть тема детства. Мало того, что человек может думать о своем детстве по-разному в разные периоды, но влияние на конечный результат может оказать и желание написать какую-то определенную книгу. Случай Карр заставляет задуматься, насколько правдивыми были некоторые из ранних мемуаров о счастливом детстве.

Произведения, сфокусированные на авторе

Целый спектр психологических автобиографий был написан молодыми женщинами, родившимися после 1880-х. Шесть из них особенно примечательны. Две автобиографии, подробно рассмотренные ниже, значительно повлияли на общие тенденции: «Дитя леди» Энид Старки (1941) и «Обычный ребенок: довольно правдивые заметки» (1942)

Мюриэль Сент-Клэр Бирн. Старки написала автобиографию-исповедь, похожую на произведения на Мэйбл Додж Лухан и Мэри Баттс, которую, пожалуй, и сегодня можно считать выдающейся работой такого рода. Мюриэль Сент-Клэр Бирн пыталась передать точку зрения ребенка так же, как это делала Франческа Аллинсон и Дормер Крестон, но, кроме того, она активно исследует работу памяти в самой оригинальной манере. Обе эти работы обращаются к проблемам взросления девочек. Еще две автобиографии являются предвестниками «более поздних» тенденций и тем самым заслуживают более пристального взгляда: «Актерская дочь» (1941) Алин Бернштейн – пример автобиографии отношений, ставшей популярным жанром после Второй мировой войны, и «Темная симфония» Элизабет Адамс (1940), поднимающая тему расового неравенства. Два других замечательных произведения – «Волшебное королевство» Кейтлин Койл (1943) и «Внутри городских стен» Маргарет Манн Филлипс (1943) – единственные в своем роде опыты, не напоминающие ничего из написанного ни до, ни после. Койл интересует, как нас формирует наше происхождение. Написанная с точки зрения ребенка, ее книга рассказывает, как ребенок проникает в тайны наследственности. Маргарет Филлипс пишет необычное, очень оригинальное произведение о том, как она мыслила в свои двенадцать лет в год, когда закончилась Первая мировая война.

Поскольку эти работы не вписываются ни в одну модель, я не буду на них останавливаться.

Самоутверждение

Литературный критик Энид Старки родилась в 1897 году в Ирландии. Получила известность благодаря написанным ею биографическим произведениям о Шарле Бодлере, Артуре Рембо, Андре Жиде и Гюставе Флобере; преподавала французскую литературу в Сомервилль-колледже * , стала действительным членом [fellow] Сомервилля и, наконец, ведущим преподавателем по французской литературе в Оксфорде. Она написала «Дитя леди» в 1939 году. В мае 1940 года книгу приняло в печать издательство Faber 8 , и в 1941-м она была опубликована.

*

Один из колледжей Оксфордского университета, основанный в 1879 году для обучения женщин. Первых студентов мужского пола в колледж приняли только в 1994 году. – Примеч. пер.

8

Richardson J. Enid Starkie. London, 1973. P. 128.

В предисловии Старки пишет: «В августе 1939 года, пока буря набирала обороты, я захотела сохранить, пока еще было время, то, что осталось от той ранней жизни, прежде чем она будет погребена под обломками Второй мировой войны» 9 . Тем самым она создает фундамент для очередной ретроспективы о довоенных временах. Старки выросла в Ирландии, одна из пяти детей последнего резидента-уполномоченного по образованию в Ирландии. Она подчеркивает, что ее Ирландия ушла в прошлое: с появлением Ирландского Свободного государства, место полностью изменилось. Таким образом, возникает впечатление, будто Старки намеревается написать мемуары в духе социальной истории, подобные тем, что мы видели в предыдущем десятилетии. Как и Молли Хьюз, она ссылается на типичность: «Это жизнь детей среднего класса в те далекие дни, которые я желаю воссоздать в памяти» 10 . Более того, она говорит, что пишет не автобиографию, а семейную историю: «Я пытаюсь воссоздать не собственный образ, а образ моей семьи» 11 . Подобно многочисленным семейным мемуарам предыдущего десятилетия, книга богато проиллюстрирована фотографиями Энид и ее семьи. Старки извиняется за несовершенство памяти: «Я никогда не вела дневник, и у меня не сохранилось писем из детства – и вообще семейных писем, – и поэтому, когда я пишу, я вынуждена вылавливать лоскуты воспоминаний из тряпичного мешка памяти» 12 . Таким образом, в предисловии она повторяет ряд традиционных установок: хочет сохранить прошлое; ее детство типично; ее воспоминания – обрывки; она не ставит своей целью написать о себе, но хочет изобразить свою семью.

9

Starkie E. A Lady’s Child. London, 1941. P. 11.

10

Ibid. P. 14.

11

Ibid.

12

Ibid. P. 13.

То, что Старки на самом деле делает в «Дитя леди» – это нечто совершенно иное. Она пишет настоящую автобиографию. В центре повествования сама Энид, от ее первых воспоминаний до ранней молодости. Старки рисует портреты родственников и других людей, которые занимали важное место

в жизни ее и ее семьи, например их повара и ее первой гувернантки, но эти портреты очень субъективны. Что бы она ни утверждала, ее память кажется превосходной и яркой. Рассказ выглядит подробным и полным. Хотя она описывает некоторые воспоминания, как, например, прекрасный поэтический эпизод о наблюдении за «легкой дрожью и вспышкой света» 13 , когда планки жалюзи сдвигаются снизу вверх, она пишет не как человек, который силится вспомнить, а скорее как тот, кто долго держал свой рассказ в голове и обдумывал его снова и снова. Ее претензии на типичность заключаются в том, что она «дитя леди» – термин, который использовали в Ирландии во времена ее детства для обозначения детей из семьи с определенным статусом. Старки показывает читателю довольно отчетливый образ своей семьи. Но мы так никогда и не узнаем, насколько типично ирландским было это семейство.

13

Ibid. P. 88.

На самом деле, «Дитя леди» наряду с воспоминаниями Лухан и Баттс – одна из первых серьезных автобиографий детства, написанных на английском языке, не прибегающая ни к романному стилю (как у Уиппл), ни к юмористической презентации (как Берта Деймон и Элеонор Эбботт), несмотря на отдельные шутливые нотки. Старки также не использует ностальгический, ироничный или снисходительный тон по отношению к себе-ребенку, как делали многие англоязычные авторы детских мемуаров. Здесь нет существенной разницы в тоне между ребенком-субъектом и автором-рассказчицей. Если последняя дистанцируется от себя-ребенка, то только для того, чтобы с пониманием подытожить то, как она себя чувствовала в детстве. Рассказчица кажется по существу той же личностью, что и девочка, которой она была в детстве.

Эта работа имеет еще одну общую черту с произведениями Лухан и Баттс: отсутствие осмотрительной самоцензуры. Наиболее неосмотрительные высказывания Баттс были удалены из первой редакции ее «Хрустального кабинета». Но никакая редактура не вмешалась в публикацию «Дитя леди». В предисловии Старки сообщает, что она проявляла осмотрительность (хотя и в наводящих на размышления, если не сказать нескромных выражениях):

Моя задача была бы проще, если бы я могла тщательно прополоскать грязное белье моей семьи на людях, если бы я могла вывалить всю корзину, но все, что я могу себе позволить, – это извлечь наименее грязные вещи * , 14 .

*

Автор обыгрывает английскую поговорку Don’t wash your dirty laundry in public – «Не стирай грязное белье на людях». – Примеч. пер.

14

Ibid. P. 14.

Она извиняется на случай, если оскорбила чьи-то чувства:

Я прошу прощения у всех тех, чьи чувства я невольно ранила, и молю их помнить, что это воспоминания ребенка, юной девочки – нетерпимой и упрямой, – субъективные воспоминания, окрашенные горечью столкновений с теми, кто имел надо мной власть во времена моей юности, когда я возмущалась любыми посягательствами на личную свободу 15 .

Ну, она имеет право извиниться. Старки изменяет имена учителей своей школы в Дублине, но много и откровенно пишет о родственниках под их настоящими именами. Многие из них были еще живы.

15

Ibid. P. 15.

Как Лухан и Баттс, она пишет о многом таком, что многим было очень неприятно увидеть опубликованным. По словам биографа Старки Джоанны Ричардсон, рецензенты-современники сошлись на том, что книга имела весьма язвительный тон. Например, Элизабет Боуэн, которая вскоре опубликовала собственную книгу детских мемуаров «Семь зим» (1942), была среди первых рецензентов, отметивших едкую интонацию Старки. Книгу плохо приняли в Дублине, заклеймив как «непростительное предательство» (The Irish Times), и запретили. Это повысило читательский интерес, так что книгу переиздали. «Ее родственники яростно негодовали», – пишет Ричардсон 16 .

16

Richardson J. Enid Starkie. P. 135–136.

Рассказ Старки хронологически последователен. Поступательно, несколькими штрихами она описывает свою семью, хотя также приводит несколько дат, и иногда детализует портреты членов семьи и других ключевых фигур. Как Лухан, Баттс и Салверсон, Старки выводит повествование за пределы детства в подростковые годы и юность, пока она не достигает момента, когда считает логичным поставить точку. Этот момент, как и для Фарджон, – смерть отца и ее последствия, которые привели к окончательному разрыву между ней и ее матерью из-за разногласий по поводу денег: тратить ли их на поддержание «поистрепавшейся элегантности» 17 или осуществить мечты. В конце концов, она решает уйти из дома и получить докторскую степень в Сорбонне.

17

Starkie E. A Lady’s Child. P. 336.