Эффект бабочки
Шрифт:
— Бедняжка миссис Хадсон! — Джон присел, покачав головой, хотя в глазах его всё ещё плескалось веселье. — Какие же ей квартиранты достались, просто ужас! У одного маленькая дочка — любительница бить чайные сервизы.
— А второй — так и вовсе любитель выпотрошить крольчатину, — в тон ему ответил Шерлок. Сейчас весь этот шутливый разговор отчего-то вызывал лишь тупую боль где-то в районе сердца.
— Да и не первой свежести! — Джон хмыкнул, но губы детектива лишь дрогнули в подобии улыбки.
Джон улыбнулся мягко, по-домашнему, излишне мечтательно. Судя по
Стоит появиться клиентке, и эта мягкость живо исчезнет. На месте Джона-отца появится Джон-солдат, готовый броситься под пулю…
«Который и бросится под пулю», — поправил Шерлока внутренний голос, отдалённо напоминающий Мориарти, — «за друга, а не за дочь».
Шерлок отчего-то боялся думать о Роззи. Что-то сжимало его сердце при мыслях о ней. И детектив точно знал, что это было.
Вина.
Ведь если Джон погибнет, спасая его, то Розамунд лишится отца, так никогда и не познакомившись с ним толком. Он не мог допустить, чтобы девочка осталась сиротой из-за него.
Он, конечно, любил Роззи. Да и мисс Ватсон давно уже не была просто вопящим комочком плоти. Она делала значительные успехи. Речь становилась всё лучше, а с подачки Шерлока девочка уже училась решать простенькие головоломки. Кроме того, Розамунд уже была достаточно самостоятельной (для своего возраста, разумеется) и часто проводила по несколько часов в яслях. Джон с Шерлоком оба с гордостью говорили о её успехах. Забирал её чаще Джон, если только особые обстоятельства не мешали. Тогда эта миссия возлагалась на Шерлока (это, наверное, единственное, на что детектив никогда не жаловался). Разговор их часто заходил о её будущем, о чудесных талантах одарённого ребёнка. Так должно было произойти и сейчас.
Шерлок внутренне содрогнулся, пусть он и помнил (отчётливо помнил) собственный вопрос, и ответ Джона, их последующий короткий разговор. Но он не мог. Не мог говорить о Роззи. Не мог улыбаться. Не мог это сейчас слушать.
Не мог разговаривать с Джоном, который где-то там сейчас умирает. С Джоном, который мило болтает о новом рисунке дочери.
Шерлоку хотелось, словно ребёнку, зажать себе уши руками.
И закричать.
Комната постепенно стала плыть перед глазами, теряя чёткость. И хотя Шерлок ясно осознавал, что разговор в гостиной продолжается, сам он перестал быть участником. Собственный разум подводил его. Он лишился и той малой части контроля, что ему по счастливой случайности предоставили.
«Стадии принятия неизбежного, Шерлок»
Эвр в своём облике психотерапевта стояла позади кресла Джона, внимательно разглядывая его. И она точно, совершенно точно была лишь порождением чертогов. И это не мешало Шерлоку ощущать всё нарастающую панику — он почти мог различить завывания ветра.
«Первая стадия», — Эвр подняла вверх указательный палец, — «это стадия отрицания»
Гостиная на Бейкер-стрит начала тускнеть и мрачнеть, превращаясь в подземную комнату его сестры в Шерринфорде —
«И ты здесь застрял, братишка. Но ничего страшного. Я покажу тебе, чтобы не возникало сомнений», — Эвр подала ему руку и Шерлок сделал шаг навстречу, но внезапно пол под его ногами исчез, и детектив начал падать во тьму.
***
Совершенно внезапно Шерлок ощутил себя сидящим в купе поезда девятилетним ребёнком. Ясно слышался стук колёс. Из прохода доносились звуки осторожных шагов проводника, стремящегося не беспокоить спящих пассажиров. Вагон слабо качался и это действовало умиротворяюще. В окне сквозь пелену дождя мимо него проносились картинки, звуки, музыка, но ничто из этого в самом деле не цепляло его сознания. Он глядел незаинтересованно, беспристрастно.
Напротив сидела девочка. Он был почти уверен, что её здесь быть не должно — место это пустовало, должно было пустовать. Но было в этой девочке что-то до боли знакомое, поэтому он не отгонял её.
— Эвр, — мальчик не знал, почему дал ей такое имя, но оно казалось правильным, — на что нужно смотреть? Я ничего не вижу.
Девочка схватила его за руку, и он увидел далеко впереди фигуру человека сидящего за письменным столом. Дождь над ним будто расступался. Мальчик наблюдал, как к этому мужчине подходят ещё двое.
Даже сквозь дождь, находясь в вагоне поезда, мальчик отлично слышал их голоса.
— Добрый вечер, мистер Холидей, — произнёс, слегка склонив голову, высокий брюнет в тёмном пальто, — примите наши соболезнования.
Мужчина пониже с более светлыми волосами, стоявший рядом с брюнетом, не проронил ни слова. Мистер Холидей, к которому обратились, встал с места.
— Да, жена рассказала о том, что вы прибудете, мистер Холмс, доктор Ватсон. Всё ещё с трудом верится, — говорил мистер Холидей очень тихо и как-то потерянно. — Прошу, присаживайтесь, господа, жаль, что вам пришлось добираться сюда сквозь такой ураган.
Видение пронеслось мимо поезда. А потом так же внезапно, как появилось, всё и исчезло.
***
Ветер по-прежнему завывал. Чердак норовил развалиться с минуты на минуту — в крыше уже образовалось несколько огромных дыр, через которые потоки воды беспрепятственно попадали внутрь. Ручейки из крови, смешанной с дождевой водой, пачкали плащ и брюки детектива, стоящего на коленях возле раненого друга.
— Джон, открой глаза, если слышишь меня, — Шерлок произнёс это тихо, даже не пытаясь перекричать дождь.
К счастью, Джон медленно открыл глаза, поэтому Шерлок продолжил также тихо говорить, не понимая зачем вообще это делает:
— Помнишь дело собаки Баскервилля? Тогда я отыскал решение только потому, что изначально посчитал невозможным вариантом монстра-Хаунда, — Шерлок сглотнул, ощутив вкус горечи во рту. Он зажмурился и произнёс с отчаянием в голосе. — Но сейчас… Мне, будто на блюде, преподнесли способ… Который совершенно точно невозможен. Я… Должен ли я только из-за невозможности этого варианта отбросить его… Особенно, если… Если иного выхода просто не существует?