Ефим Сегал, контуженый сержант
Шрифт:
Решено, отпуск делится на две части: двенадцать дней в заводском доме отдыха, остальные - в Озерках. Ефим не стал огорчать Надю, не сказал ей, что ехать ему не хочется ни туда, ни сюда... Какие блага сулит козыревская вотчина - известно, он уже вкусил их однажды полной мерой. Но денег мало, путевки относительно дешевы, привередничать не приходится. Что же касается Озерков, то от ожидаемого там родственного приема на душе у него заранее кошки скребли. Отказаться от посещения Озерков он не мог - Надя смертельно обидится.
С самого начала отпускникам повезло.
Кормили отдыхающих на этот раз вполне прилично. Сидящие за одним столом с Сегалами две учительницы из школы рабочей молодежи однажды сказали: «Вам повезло: счастливое совпадение, конечно, но с вашим приездом питание заметно улучшилось».
Ефим без труда догадался о причине «везения». С подчеркнутой холуйско-жульнической вежливостью встретил его и Надю директор дома отдыха:
— Рады видеть своими гостями работников прессы. Отдыхайте на здоровье, природа у нас целебная, и в остальном обижаться не будете. Добро пожаловать!
Так неожиданно, на короткое время, появилась гладкая тропочка на кремнистом пути, уготованном Богом и судьбой чете Сегалов. И они, словно дети малые, наслаждались нечаянной благодатью: то вдвоем часами бродили по лесистым берегам извилистой серебряной речушки, то бегали, будто подхваченные попутным ветром, друг за другом... Двенадцать непривычно свободных, необычно беззаботных дней с детскими играми, с прогулками по окрестным рощам и полям с рассвета до заката, с грибными сборами, умыванием ключевой водой, со всей волшебной прелестью миновали, как один сказочный час. Они забыли в этот дарованный им час о своей гнетущей бедности, о трижды осатаневшем щукинском логове, об убогой барачной комнатенке - обо всем, к чему были прикованы роковой цепью, подобно каторжникам на галере.
Все хорошее быстротечно, как горный поток. Двенадцать безоблачных дней канули в Лету. Сегалы уложили вещички в чемодан, бросили прощальный взгляд на леса и поля, вздохнули и отправились на железнодорожную станцию. Кроме приятных воспоминаний, они увозили с собой заряд бодрости. Загорелые, отдохнувшие, будто омытые живой водой, отбыли в Озерки.
И вторая половина отпуска начала складываться для них не менее удачно. Старые Воронцовы на сей раз встретили Ефима приветливее, особенно теща.
– Молодцы, ребята, - сказала обрадованно, - выглядите вы оба замечательно: свежие, как огурчики, а Надюша, ну просто девчонка и девчонка!
– Она крепко прижала к себе дочь, расцеловала ее, потом поцеловала в щеку и Ефима.
Тесть был сдержаннее. Он поцеловал любимую доченьку в лобик, протянул жилистую руку Ефиму. Тонкие губы его чуть тронула улыбка:
– Здравствуй! Хорошо, что решили нас навестить.
Большего он не сказал, но Ефим был доволен и этим: все-таки сдвиг к лучшему. Обстановка в доме на сей раз показалась Ефиму не такой уж убогой: чистенько, светло и вроде бы уютнее.
На ночлег, как и в первый приезд в Озерки, Ефим и Надя расположились на террасе. Постель из свежескошенной травы
Рано утром, по давешнему уговору, тесть позвал Ефима порвать травы для козы, заодно половить рыбку на Песочном озере.
Наскоро перекусив, захватив с собой две удочки, приманку — баночку с червями, тесть с зятем направились к водоему. Над лугом - огромным, зеленым, вперемешку с белоцветьем донника ковром, едва-едва рассеивался предутренний туман. Первые лучи восходящего солнца, стремясь прорваться сквозь сизую пелену тумана, растворялись в ней и окрашивали ее в нежно-розовый цвет. Ветерок плавно колебал розоватую пелену, и Ефиму почудилось: от луга к небу поднимается прозрачная вуаль, открывая прекрасный лик просыпающейся Земли...
Резкий звук сирены заставил вздрогнуть Ефима, погруженного в поэтическое созерцание.
– Пароход гудит на Оке, - пояснил тесть, заметив его вопросительный взгляд, - просит развести мост... Замечательная река, быстрая, норовистая, с крутыми берегами. И рыбка в ней водится, как-нибудь сходим с тобой... А то лучше сходите с Надюшей, не пожалеешь, залюбуешься.
– А мы еще в первый приезд ходили к Оке. Шли по этому же лугу, утро было такое же погожее. От восторга я даже написал тогда стихи.
– Стихи?
– изумленно повторил тесть.
– Ты разве пишешь стихи?
– В его тоне отчетливо прослушивалось: «Этого еще не хватало!»
Ефим уловил неудовольствие в голосе тестя.
– Вы не любите поэзию?
– Нет, отчего же... Пушкин, Лермонтов, Некрасов... отчего же их не любить?.. И давно ты сочиняешь?
– С детства почти.
Павел Михайлович недоверчиво, по своей манере искоса из-под белесых бровей глянул на зятя, покачал головой.
– Гм... Чудеса! Что же нам Надюша ничего об этом не говорила? Не писала... А ты стихи свои когда-нибудь печатал?
– Случалось, правда, нечасто... Хотите, я прочту вам стихотворение, которое написал тогда, после прогулки к Оке?
– Ну, прочти... Любопытно.
– Стихотворение называется «Здравствуй, утро луговое!» Слушайте.
Солнце всходит над Окою Быстротечною рекой.
Хорошо идти с тобою По тропинке луговой С непокрытой головой.
А по берегу крутому Бьет упругая волна.
По простору луговому Дует ветерком весна,
Дует ветерком весна,
Треплет волосы она.
В небо ясноголубое Утки ринулись в полет.
Здравствуй, утро луговое!
День чудесный настает,
День чудесный настает,
Сердце о любви поет.
– Все?
– спросил тесть, когда Ефим замолчал.
– Все.
– Я, - не сразу сказал тесть, - плохой знаток стихов. Но если сравнить твое стихотворение с пушкинским, лермонтовским, сравнение, по-моему, будет не в твою пользу. Других твоих сочинений не знаю. Может, из тебя и выйдет настоящий поэт... Впрочем, - скупо улыбнулся Павел Михайлович, - тебе за тридцать, наверно, не метишь в большие поэты?.. Поздновато. И слава Богу.