Его искали, а он нашелся
Шрифт:
И глядя на то, как падают культисты, как отражается атака за атакой, как снова восстанавливается уже почти прорванная оборона, он наконец-то простил себе ту глупость, по которой он выбрал свой класс, стремясь за славой, которой так и не получил. Здесь была его слава, здесь была его битва и здесь он либо подохнет, либо познает триумф.
А еще, если они сегодня выживут, мэтр Тарак может и на работу в постоянный штат взять и деньжат подкинуть.
Вообще прекрасно.
Девка нанесла удар быстро, словно идущая в атаку пустынная змея, действуя со слепой зоны, нападая на, казалось бы, пьяненького и уже изрядно осоловевшего от недельного запоя мужика. Ее удар не всколыхнул никаких предчувствий, не поднял дрожи по всему телу, какая идет каждый раз, когда смерть
Ошиблась змейка, как и те, кто послал ее за его жизнью только в одном - в выборе цели. Дело не в личных способностях или воинской славе, пусть даже изрядно подувядшей за последние полвека, а в самой личности того, кого она попыталась лишить жизни. Барон за свою карьеру множество раз ловил посмертные и не очень проклятия тех, кого он и его команда давили, словно тараканов коваными сапогами. Далеко не все подобные подарки удавалось отвести в сторону, далеко не все травмы вышло излечить. Среди множества мелочей, опасных лишь кумулятивным эффектом, имелось несколько сильнейших ментальных проклятий, вызывающих постоянную, пусть и легкую, паранойю и чувство тревоги. Они никак не были связаны с его предчувствиями, ощущались совсем иначе и вообще ничуть не помогали ему в жизни, но одну важную деталь они своим существованием обеспечивали.
Железный Барон, Кровавый Командор, Убийца Городов - он никогда не мог расслабиться, всегда был готов к бою, к попытке забрать его душу за те грехи, какие он добровольно или не очень взял на себя за свою долгую, слишком долгую жизнь. И потому он не замешкался, не удивился, не растерялся отсутствию предчувствий, совершенно автоматически, - будто и не пил всю прошлую и позапрошлую недели, будто и не осматривал еще секунду назад вероломную разносчицу сальным взглядом, - перехватил изящную и неожиданно сильную женскую ручку, ломая ее в локте и втыкая заточенное лезвие в раскрытое при атаке горло убийцы.
В сознании ветерана попросту не существовало перемычки между состоянием войны и мира, не имелось той части личности, что жаждала покоя и теплого дома. Он не удивлялся, не думал, не задавал себе вопросы, не ужасался подымающейся по всему Вечному волне злой и чудовищно сильной магии. Он просто действовал по тысячу раз заученному шаблону - команда попала под засадный удар на марше благодаря предательству союзников, а действия на этот и подобные ему случаи отработаны были еще задолго до того, как родился его дедушка.
Еще только сучила ногами подыхающая от яда разносчица, как вторую девку, нападающую со спины из слепой зоны, сносит выстрелом из тяжелого ручного свинцестрела, как расплескивает мозги третьей, пытающейся разорвать дистанцию и швырнуть в него какой-то амулет. По телу расползается пламя боевого задора, а из пространственного артефакта в виде массивного золотого перстня вылетают несколько флакончиков с зельями. Барон не знает, был ли в его пище яд, но проверять не собирается, заливая в глотку боевой коктейль.
На разум начинает давить едва различимый страстный шепот, следствие магии Пекла и кого-то, эту магию направляющего по всей площади комплекса отдохновения, в каком он проводил последние месяцы перед очередной отправкой на фронт, прямо к алишанским границам. Второй свинцестрел револьверного типа, точно такой же массивный, но заряженный совсем иным типом боеприпаса на основе зачарованного мифрила, уже сжат свободной рукой, когда Барон на мгновение прикрывает глаза.
Командор использует цепь командования, вкладывая в нее свою железную волю, а также изрядную долю резерва, посылая всем своим подчиненным сигнал тревоги прямо в их головы. Не просто сигнал, но еще и своеобразное
С мерзостным флером Пекла он сталкивался не единожды, пусть больше с доменами Уныния, Лени или Агонии, да и сам масштаб столкновений этих был, судя по волнам энергии по всей столице, куда более скромным. Тем не менее, тактика уже давно вбита в подкорку, как и любая другая - нет под небом Алурея противника, которому Барон не знал бы способа обломать рога, зубы и прочие выступающие органы.
Связь активирована и с глухой злобой он осознает, что часть из расквартированного состава уже никак не спасти - мертвы или умирают. Это ему яду подсыпать не стали, а вот против его подчиненных именно отраву большей мерой и применяли, лишь в одном случае из трех пытаясь провести устранение физически. Злоба его только растет каждую секунду, но направлена она не на врага, который просто враг и чувств Командора недостоин, а на обосравшихся и позволивших убить себя дуралеев, что дали навеянной неге и похоти обмануть свой разум. Как тот, кто их обучал, подготавливал и лепил из этих салаг настоящих солдат, он имел полное право на подобное отношение.
Впрочем, опозоривших его науку было все же меньше, чем тех, кто эту науку усвоил, а уж его предупреждение и своевременное усиление позволило почти трем четвертям расквартированных бойцов выжить и ударить навстречу. Короткую стычку в кулуарах и банкетных залах пережила едва ли половина, но это все равно лучше, чем ничего. Особенно если приплюсовать к его собственным птенцам остальных бойцов, которых в комплексе отдохновения, специально для военных корпусов предназначенном, хватало.
Командор сбрасывает очередную попытку вскрыть его разум каким-то приворотом, снова усиливая своих бойцов, когда легкое давление флера сменяется изощренной техникой контроля, но вот остальных "союзников" прикрывать некому. Часть из них начинают веселую оргию прямо там, где стояли, пытаясь затащить в нее еще и людей Барона, но куда больше тех, кто поднял оружие против незатронутых подчинением. Как же хорошо, что свою славную сотню он приучил не расставаться с вверенными им боевыми жезлами или свинцестрелами даже в сортире - нашлось чем отбиться от вооруженных чем придется контролируемых.
Но все это, конечно, хорошо, если бы не невидимый глазу и чувствам контролер или несколько - кто бы ни ткал паутину страсти для всего комплекса, но уровнем этот кто-то не слишком уступал даже ему, Барону, не говоря уж о простых и не очень отдыхающих. Разум его по-прежнему остер, но если он хоть что-то понимает в тактике (а он понимает!), то продавшаяся дьяволам сволота просто обязана...
Падение лицом в пол.
Перекат в боевую позицию.
Сумасшедше быстрое опустошение барабанов обоих свинцестрелов, одновременно с попытками избежать встречи с едва видимым полотном полупрозрачной ткани. Он понятия не имел о природе этой техники, а все предчувствия молчали вместе с интуицией, но все то же тактическое понимание утверждало - чем бы эта заготовка ни была, она обязана захомутать даже его, чего нельзя допускать. Воспользовавшись его рабской верностью и связью с подчиненными... будет нехорошо для всей столицы, не только для обороняющихся в этих стенах.
В голове проносится какое-то странное раздражение и даже легкая обида - его противница, а он не сомневается в половой принадлежности врага, сильна и, вне всяких сомнений, достойный противник, но для кого-то с его потенциалом просто необходимо нечто сильнее. Убить, а лучше покорить до того момента, когда он сможет развернуться во всю мощь, опереться на свою самую большую драгоценность, пусть даже отнятую, но все еще его ждущую! Только так, без попыток играть в поддавки! Осознание того, что его недооценили, не восприняли достаточно опасным, вызывает уже не злость, а настоящую ярость, кипящую и выплескивающуюся через край.