Его искали, а он нашелся
Шрифт:
И все это было бы бесполезно.
И всех их совратили бы.
И все они были бы обречены.
Но, помимо компетентных командиров, отчаянно жаждущих жить воинов, сметливых магов и готовых стоять в строю гражданских (всего этого хватало много где, только тем обороняющимся наличие таких преимуществ не помогло) у этого места было кое-что еще. Вернее, кое-кто, про кого знала едва ли не каждая собака, но только сейчас, все эти собаки, включая в очередной раз обгадившихся в профессиональном плане Очей, поняли, насколько мало они об этой
Мэтр Тарак, который всю жизнь требовал, чтобы к нему обращались строго по имени, не вспоминая всуе его бедный и давно захиревший род, которому он когда-то приходился четвертым сыном, заслужил свой главный титул мэтра уже очень давно. Лучший маэстро, с одинаковой легкостью играющий любую роль, меняющий амплуа с той же небрежностью, с какой современные модники меняют перчатки, превосходный режиссер и постановщик, всегда отыгрывающий роли в собственных творениях - он стал легендой еще при жизни.
Но ни неусыпные Очи, ни жадные до власти гильдии, ни знатные аристократы даже не подозревали, что Легендой он был не только в плане театрального мастерства. Шестьдесят четвертый уровень, эпический и два легендарных класса, несколько десятков развитых навыков, множество чрезвычайно необычных, а то и вовсе уникальных титулов. И все это получено не в кровавых сражениях, не в бесчеловечных экспериментах, не в людоедских интригах, но лишь одним-единственным ремеслом, так им любимым.
Герой Любой Роли
О его уровне догадывались, но никто даже предположить не мог, - или мог, но не желал выставить себя посмешищем, не имея доказательств, - что с этим уровнем пришла и соответствующая сила. Сила, на которую напоролись ликующие и хохочущие культисты, развращенные пленники и безжалостные твари. Они пришли сюда, намереваясь сражаться так, как они привыкли, ожидая стандартных, пусть даже и сильных мер противодействия, пусть даже и применяемых с запредельной искусностью.
Вместо этого их встретила сцена.
И выстрелы из бутафорских боевых посохов, удерживаемых смертельно напуганными актерами, обращались ревущим пламенем и грохочущими молниями, потоками света и ледяными бурями, волнами черноты и сиянием небес. И, внезапно, низкоуровневый и совсем не приспособленный к бою актеришка, напяливший костюм королевского гвардейца, сражался подобно льву, бился яростным стальным вихрем, сражая одного врага за другим. И обращались волнами блесток и конфетти многослойные щиты извергов, сменялись безвредными иллюзиями атакующие чары, не в силах даже поцарапать защитников, потому что не положено реквизиту быть таким же смертельным, как то, чем этот реквизит притворяется.
Изверги очень опытные противники, готовые буквально ко всему хотя бы благодаря памяти душ всего своего домена, у которых могут в любой миг спросить совета, но даже для них слишком сложно перестроиться под тактику, аналоги которой за всю историю Алурея применить могли считанные единицы. Изверги адаптировались, давили флером, использовали ментальные
Ему не было нужды прыгать, скакать горным козлом, менять позиции или укрывать себя барьерами. Он просто обозначал чужие роли, а дальше роль сама воплощалась в реальность, поддерживаемая и подталкиваемая невзрачным низеньким мужчиной, непринужденно раздающим команды обороняющимся. Потому что в хорошей пьесе, конечно, не всегда побеждает справедливость, иначе не существовало бы жанра трагедии, да только режиссеру решать, для кого исход пьесы трагедией обернется.
Волна за волной.
Штурм за штурмом.
Изверги истощали свои сонмы, тратили силы, использовали нереалистично громадные запасы флера, который оставался одной из немногих вещей, не до конца подвластной обозначенным ролям. Изверги давили, без страха и без сомнений продолжая бой, стремясь если не уничтожить, то истощить, вынудить отступить и позволить дьяволам перевести сражение обратно в привычную плоскость.
Нельзя сказать, будто у них ничего не получалось, потому что минута за минутой, а мэтр сдавал, слабел. Его техники не требовали резерва, который у величайшего из ныне живущих театралов оставался мизерным, как для его уровня. Его классы не черпали мощь в иных планах, тем самым позволяя действовать почти непрерывно, не опасаясь заражения, но у любой силы есть своя цена. Была цена и у этого могущества, но мэтр с готовностью ее платил.
Люди и нелюди гибли, падали замертво, сходили с ума или попадали под контроль противника, поскольку не всегда пьеса успевала дать роль для каждого попавшего в беду. Но, все Боги свидетелями пусть будут - при таком соотношении сил, подобные потери идут даже не по планке "низкие", а где-то между "незначительно" и "так не бывает". Защитники платили кровью, но снимали такую же плату со штурмующих, в глубине театральных залов сам собою оформился штаб, со всех сторон приходили подкрепления и даже из Императорского Дворца пару раз провели несколько телепортов-червоточин, сумев исполнить их даже несмотря на создаваемые куполом преграды.
Но ничто не может длиться вечно, пусть даже династия правителей Империи Веков всегда пыталась эту истину оспорить, порою даже с некоторыми успехами. Мэтр Тарак сдавал медленно, но неуклонно, все неспешнее переназначая роли, все дольше выдыхая после каждого действия, все с большим трудом убеждая мир в том, что он - театр. На актера и режиссера давила все та же реальность, ее обыденность и пресность, заставляющая зацикливаться в похожих друг на друга днях, словно ты все это уже сотню раз видел, тысячу раз делал, словно ты уже давно устал и от жизни, и от игры, и от этой никак не заканчивающейся и затянувшейся дальше любых приличий пьесы.