Его Искушение
Шрифт:
— Да. Все под контролем. Занятные факты всплывают…
— Не по телефону.
— Я по другому поводу звоню.
Присвистываю, засекая озабоченность в голосе.
— Твоя женщина, Иван.
Сдавливаю трубку в руке. Монгол единственный, кому я готов подставить спину, но стоит ему заговорить о ней, меня клинит.
— Брат, не начинай.
— Вчера произошло кое-что странное. Я засек. Вернулся и поднял записи видеонаблюдения. Короче. Спроси у нее. Пусть сама тебе все скажет. Не от меня ты должен узнать…
Зверею моментально.
— Монгол.
— Показалось, что она свинтить хочет.
Одно слово о ее побеге и зверь внутри оголяет клыки, готовый вспарывать.
— В супермаркете дело было. На кассе. Спроси ее.
— Монгол, я тебе башку оторву. Что за писец сейчас ты мне втираешь?!
— Я все сказал, брат. Дальше сам. С бабой своей покумекай.
Бросает трубку. Такое только Монгол может позволить себе. Быстро поднимаюсь по лестницам, иду в спальню и пытаюсь совладать с собой.
Вхожу, контролирую себя, чтобы не грохнуть дверью. Постель пуста. Нет куколки. В первую секунду все перед глазами красной пеленой покрывается и уже спустя адски длительное мгновени до слуха доходит движ в ванной комнате.
Подхожу и застываю у двери. Слышу, как всхлипывает в туалете, похоже, что плачет. Заставляю себя отойти от двери, не вышибить, не напугать.
Почему?
Вопрос, ответ на который пока не хочу давать. Только одна мысль, что куколка решила свинтить, и внутри чернота все затапливает и образ белокурой красотки трещит и ломается, как стекло, на тысячи отражений и осколков. Я ее не отпущу. У меня к ней тяга болезненная и всепоглощающая, но вместе с тем боюсь навредить, иногда кажется, что сожму сильнее, и куколка растворится, как дым, развеется по ветру.
Сажусь в кресло, прикрываю глаза, концентрируюсь на ощущениях. Слышу, как включает воду, кажется, что ладошкой по стеклу пару раз заряжает.
— Что с тобой опять стряслось, Рори…
Из-за нее я нарушил одно из моих личных табу — не иметь привязанностей.
Очередная девка из эскорта стала чем-то большим. Моим запретным удовольствием. Искушением.
— Выходи, куколка.
С ней все не так с самого начала. С первого взгляда, когда потонул в глубине ее зеленых кошачьих глаз.
Невесомые шаги и дверь открывается, замирает, бледнеет, не дышит даже.
Заставляю себя не двигаться, чтобы не задрать свою добычу. Одна мысль о том, что хочет развязаться, что предпочла бежать, и меня кроет.
Даю знак, чтобы подошла. Напрягает, что босыми ногами стоит на холодном кафеле ванной.
Внутренний зверь скалится, потому что Аврора стала слишком желанным куском для других.
Смотрю в зеленые глаза, невыносимо яркие, сияющие фосфором от слез, и чую неладное. Случилось что-то слишком серьезное, иначе Монгол бы мне наводку не дал.
Кулаки сжимаются от ноющего болезненного чувства под ребрами.
Надеюсь, ты не предала меня, куколка, ведь не пощажу, если так.
Прикрываю глаза и иду вразрез собственным запретам.
— Ты не хочешь мне ничего рассказать, Рори?!
Губку полную прикусывает, а я встаю, заставляю себя оставаться на месте, чтобы не наброситься, потому что истосковался за те часы, что не видел, вкус ее хочу почувствовать, в себя вобрать, прикусить, всосать, потому что с ней живой, а сейчас мертвею, так как чую, юлить начинает…
— Я… не…
Мотаю головой. Темнит. Достает ее нерешительность. Привык, что Аврора не лжет, кричит о своей ненависти, выстанывает, умоляет, чтобы оставил, или, наоборот, не выпускал ее из своих рук, но она никогда не лжет.
Вранья я не перевариваю. За ложь вырываю языки и заставляю сжирать. Показательно. Крови много. Она лучший инструмент власти.
— Освежу память. Вчера. На кассе. Что за шоу ты устроила?
Губы у нее дрожат, бледная вся. Маленькая. Трепетная.
Если предаст. Я же ее порву. Выверну ее всю наизнанку за то, что чувствую к ней, за то, что у меня внутри все кипит.
Не ври мне, Аврора. Палач тебе шанс дал все самой сказать. Кореш по понятиям. По кодексу. Что-то ты сделала, что я знать должен, и лучше от тебя, иначе быть беде.
— Монгол. Лучший в своем деле. Было бы интересно, если маленькая куколка могла бы обвести моего братана вокруг наманикюренного пальчика.
Даю фору. Навожу. Ответь, малышка. Скажи правду. Не заставляй меня открывать тебе свое истинное лицо.
С каждой секундой ее начинает трясти все сильнее, и чем сильнее тянет с ответом, тем больше во мне закипает желание подойти и вытрясти всю правду. Чем сильнее меня к ней тянет, тем сильнее инстинкт кричит отшвырнуть от себя девку, всего лишь тело, роскошное, совершенное, с молочной кожей, узкими плечами и выпирающими лопатками под нежной кожей.
Стоит только подумать, что сейчас она солжет и уйдет от ответа, как мысленно содрогаюсь.
А она обнимает себя руками, глаза сверкают от слез, капающих с длинных пушистых ресничек, натуральных, сама естественность, дурман.
И единственное, чего сейчас хочу, это заглушить вопящую интуицию, что девчонка скрывает что-то важное, что за спиной что-то замышляет.
Сколько было подстав и предательств, скольким голову оторвал за то, что исподтишка. И стоит подумать, что и эта малышка не случайно ко мне попала…
У меня сейчас война полным ходом, враг непростой, синдикат мощный и бои за порт, потому что все через меня, жирное место.
Авроре я предательства не спущу. Никому никогда ничего не спускал, а ей особенно. Потому что она особенная…
От волны дикого и непонятного чувства готов взорваться прямо сейчас.
Прикусывает пухлую нижнюю губу, а у меня все внутри скручивается и одно-единственное желание в воспаленном мозгу горит — это прижать к себе, скинуть с нее халат, раскинуть красивые ноги и погрузить нас обоих в водоворот разврата.