Его Искушение
Шрифт:
Глава 47
Иван Кац
— У Авроры показ. Моя куколка поставит точку в своей карьере и это будет действительно эпично. Ридли подписал все документы. Червь отпустил ее.
— Еще бы не отпустил, — кривит губы Монгол. Палач умеет делать предложения, от которых хрен откажешься, — ты только, брат, не говори мне сейчас, что решил лично присутствовать на этом показе.
— Именно это и планирую сделать.
Монгол впервые теряет
— Кровавый, ты понимаешь, что сейчас подписываешь себе смертный приговор?! Ты в уме?! Братва Смольного после твоего отказа получила приказ на твою ликвидацию, а ты им даешь конкретное место и время, где появишься. Иван, опомнись! Эта женщина совсем вскружила тебе голову, выела мозги, я тебя не узнаю.
Ухмыляюсь. Гнев Монгола оправдан.
— Я делаю то, что должно, и будь что будет. В конце концов, накой у меня в синдикате ты?!
Сцепляет зубы, желваки вздуваются.
— Знаешь что, Царь, я уже заколебался тебя из-под пуль вытаскивать. Порядком надоело.
— Я ей обещал…
— Твою мать!
Трет лицо, встает со стула и проходится по кабинету. Весь в черном. Палач носит траур не снимая. Отдает дань памяти той, которую потерял однажды. Похожий на огромного зверя, ни в чем не уступающего мне. Молчит и смотрит вдаль в окно, думает о своем.
— Столько лет прошло, Гун, а ты свое прошлое держишь.
— Это имя забыто, Кровавый.
— Так почему не отпускаешь сам?
— Не лезь.
— Твои тайны, брат, я уважаю, но при этом ты единственный человек на белом свете, кому я не побоюсь спину подставить. Только все никак в толк не возьму, почему ты все еще здесь, рядом со мной, хотя мог давно уйти.
Разворачивается резко, тигриные глаза сужает, смотрит в упор, сцепив зубы, дает прочувствовать всю ярость, которая кипит внутри Палача.
— Долг жизни, Иван. Пока не настал час, когда я оставлю тебя и пойду своей дорогой.
— Месть плохое чувство.
— Именно благодаря ей я и выживал. Кликуха Палачу ведь неспроста дается.
— И все же, Монгол…
Прерывает:
— И все же, Иван, ты совершаешь ошибку, приближая к себе Аврору. В моей жизни это уже было… Ударят по ней, чтобы тебя достать, чтобы ты ревел подбитым зверем, раненным в самое сердце, пока твоя женщина будет умирать на глазах, в руках, которые бессильны…
Сжимает кулаки, жмурится, раздувая ноздри, а когда распахивает веки, оттуда сама смерть смотрит.
— Придет мой час. Вендетта. Когда у врага появится слабость, ты отпустишь меня без разговоров.
— Палач — птица вольная. Всегда был сам по себе, хоть и со мной вровень шел по нашему заковыристому пути. Только у меня есть одно условие, брат. Это даже не приказ, а, скорее, просьба другу.
— Слушаю.
— Если меня грохнут, Аврора будет твоей, как и все, что принадлежит мне.
— Иван…
Изумленно
— Это всего лишь предосторожность, Монгол. Если что случится. Для всех ты ее присвоил.
Ухмыляется, губы кривит.
— Ты настолько доверяешь мне?!
И в глазах вызов, а я смотрю на единственного мужика, с которым подыхал много раз, и знаю, что защитит ее.
— Смола сделал ставку на мою голову. Если Кровавый не дает добро, они найдут того, кто уступит.
— Резонно.
— Серебряков у меня в партнерах, и все знают, что он хочет эту сделку.
Прищуривается, садится в кресло, вытаскивает нож из-за голенища, подбрасывает в воздух, ловит, виртуозно играя оружием.
Монгол с ножом обращается ровно так, как я со скальпелем.
Спрашивает спустя минуту молчания:
— Думаешь, Сашка в доле?!
— Все в курсах, что он меня уламывал дать согласие, может быть, не в доле, но выгоден. Меня в утиль. Партнер мой у руля. По понятиям все чисто, не придраться, порт откроют и дела пойдут. Те, которых я не допустил бы.
— Базаришь так, будто уже на тот свет отправился. Повоюем еще.
— Моя женщина беременна, Монгол. Сколько это утаим?!
Прикрывает глаза. Головой машет.
— Попадалово у тебя, Кровавый, полное, — рявкает так, что стекла в окнах вздрагивают.
— Кукла… для всех она всего лишь кукла, попользовал и выкинул. Пустим мазу, что ты предъявил на нее права, перекупил.
— Ты мне ее сольешь?!
— Всех сливал и не парился, кто после и как. Пустим дезу. Я сделаю ей прощальный подарок. Отпущу по-королевски на все четыре стороны в день ее показа. Отработала она по-полной. Дольше всех и наскучила. Мои игрушки часто уходят в чужие руки.
— Не врубаюсь, о чем базар.
— Если что случится со мной, Монгол. Если сдохну… ты мой преемник. Ты и Серебряков. У него своя доля, а мое станет твоим.
— Мутная схема, брат, ты подыхать собрался, смотрю…
— Я передаю свой долг крови Авроре и своему нерожденному сыну. Если случится что со мной до рождения ребенка, ты, Палач, станешь для Авроры стеной, защищающей от шакалов, которые, обнажив клыки, будут бросаться на все, что когда-то принадлежало мне. Мой сын унаследует, что я имею, в свое время, я подписал бумаги, чтобы обеспечить полное право преемственности.
Однажды. Ты их обнародуешь, Гун. Сын Каца войдет в свои права. Вырастишь его оружием, вымуштруешь так, чтобы умел выгрызать свое по праву…
— В таком случае как докажу, что ребенок твоя кровь и плоть?
— У Цукерберга есть моя ДНК. Проведешь экспертизу на отцовство после его рождения.
— Это для официальных дел, а как же…
— Для всего остального есть ты, брат. Единственный, кто не предаст, потому что тебе мое состояние и влияние на хрен не сдалось. Есть тот, кто задолжал тебе гораздо больше.