Его извращенная фантазия
Шрифт:
— Так что я предполагаю, это был какой-то покровитель. Финансовый благодетель. — Он глубоко вдыхает, словно пытается удержать свою злость на поводке, чтобы сказать следующие слова. — Папочка. Кто он?
— Даже если бы это было так, и у меня действительно был Папочка, — спокойно отвечаю я, сама удивляясь своему тону, — я бы не сказала тебе. Его личность — это его секрет, а не мой.
Его губы растягиваются в улыбке, которая так и не доходит до глаз.
— Значит, ты элитная проститутка, хотя и труднодоступная.
Раздается резкий звук удара, и на секунду воздух словно застывает.
— Я заработала эти деньги, танцуя на частных вечеринках, ясно? — выпаливаю я, стиснув губы. — И я говорю тебе это только потому, что твоя фантазия, похоже, уводит тебя в какие-то совсем темные места. Ты явно хочешь думать обо мне самое худшее. Но мне тяжело делиться с тобой о себе. Так что ты всегда можешь выбрать извращения вместо этого.
Мучительная пауза тянется между нами, и внезапно мне хочется, чтобы стол был больше, длиннее — как в старинных замках, где королям и королевам прошлого нужен был бы чертов поезд, чтобы передать друг другу соль. С каждой секундой Джакс кажется больше, ближе, словно втягивает в себя весь свет утреннего горизонта. Его злость растет, как тучи, готовые обрушиться над его головой, и все, что я могу сделать, чтобы подготовиться к буре, — выпрямить спину и высоко поднять подбородок, сжимая кулаки по обе стороны тарелки. Я бросаю взгляд на вилку рядом со мной, хотя прекрасно понимаю, что попытка воткнуть ее в него обернется для меня катастрофой. Но, по крайней мере, я не уйду без боя.
Но взрыва, которого я жду, не происходит.
— Что нужно, чтобы тебе стало легче делиться собой?
Тучи разрываются. Я не ожидала этого.
— Я... — открываю рот, но снова закрываю его. Он приподнимает брови, подчеркивая свой вопрос.
— Что нужно? — повторяет он, голос настолько спокойный, что пробирает до мурашек.
— Я уже говорила, — бормочу я. — Секрет за секрет. — Мой взгляд падает на его шрамы. В прошлый раз, когда я об этом спросила, он не захотел идти туда. Возможно, я зашла слишком далеко, слишком быстро, так же, как и он, когда полез с вопросами о том, как я зарабатывала деньги, — секрет, который я заберу с собой в могилу. Поэтому я выбираю что-то легче, но не менее интересное для меня. — Что ты сделал, чтобы оказаться в тюрьме?
— Я ничего не делал. — Ответ звучит спокойно, но его челюсть выдает напряжение, а сложенные пальцы начинают сжиматься.
Я фыркаю:
— Это уже не Средневековье. Должна же быть причина, по которой тебя взяли, а не обвинение в колдовстве. Так что это было?
— Вопрос за вопрос. Теперь мой. Что это были за вечеринки? — За его внешним спокойствием я отчетливо слышу скрытую угрозу. Словно он готов взорваться в любой момент и уничтожить все вокруг.
Я поднимаю вилку и начинаю беспорядочно ковыряться в омлете, пытаясь разрядить напряжение, которое вот-вот разорвет мою голову. Заставляю себя отвлечься, размышляя, приготовил ли Джакс этот роскошный завтрак сам, пока я приводила себя
— Я задал тебе вопрос и жду ответа, — произносит он.
— Это были в основном детские вечеринки, костюмированные, — наглая ложь, но та самая, которую Миа однажды рассказала любопытному бойфренду, и, возможно, она устоит, если Джакс решит копнуть. Бывший Мии подтвердит, но, пожалуй, стоит слегка подтолкнуть его к этому. — Миа была со мной на большинстве этих вечеринок, можешь спросить ее. Ее последний парень знает о них, и, учитывая, как все между ними закончилось, он, скорее всего, с удовольствием посплетничает.
Я почти уверена, что без этого последнего штриха Джакс не поверил бы ни на йоту, но теперь его черты смягчаются, и часть облаков рассеивается. Вероятно, помогает и то, что если я хоть немного похожа на женщину, которую можно представить в стриптиз-клубе, то Миа — ее полная противоположность. Она красива в стиле «не можешь не воспринимать ее всерьез». Никто и никогда не подозревает, что в ее прошлом скрывается темный секрет. Или в ее настоящем.
Теперь мой черед.
— Почему? — настаиваю я.
— Я взял вину на себя за кого-то.
Мой взгляд приклеивается к его, как клей. Что бы он ни увидел в моих глазах, это, видимо, дает ему какое-то облегчение, потому что он продолжает, хоть и возвращает внимание к своей тарелке, пока говорит.
— У меня когда-то был брат. — Его голос звучит хрипловато, как будто он не привык произносить эти слова. Будто его голосовые связки не формировали их уже очень долго. — Он натворил глупостей. Я все взял на себя.
— У тебя был брат, — осторожно уточняю я. — Что с ним случилось?
Неважно, что мир только что перевернулся с ног на голову. Джакс Вон, самый большой мудак на свете, оказался в тюрьме, потому что пожертвовал собой ради кого-то другого.
— Передозировка. Через несколько месяцев после того, как я сел. Адвокаты предлагали переложить вину на него, раз уж теперь его нельзя было бы посадить, но я не смог. Не смог позволить матери узнать, чем он занимался. Не после того, как он умер. Она бы… — Его челюсть на мгновение подергивается, прежде чем он отправляет в рот кусок еды и смотрит в окно. Его глаза блестят, как острые, смертоносные камни.
— Что он делал? — шепчу я.
— Все, что мог. Там, откуда мы родом... у нас не было большого выбора. Ремесла вымерли. Колледж — не вариант.
— Значит, ты не всегда был избалованным принцем из Нью-Йорка.
— Ты ожидала этого? — Он приподнимает бровь. — Я имею в виду, ты же знала, что я сидел. Я этого не скрываю.
— Да, но я всегда думала, что это было что-то вроде хищения средств. — Я тоже откусываю омлета, затем накалываю вилкой кусочек салата.
Некоторая напряженность в плечах Джакса ослабевает, хотя он все еще смотрит на меня с легкой неуверенностью. Словно не знает, стоит ли продолжать или вернуться к нашей игре и снова копаться в моем туманном прошлом.