Его называли Иваном Ивановичем

Нейгауз Вольфганг

И, немного подумав, командир добавил:

– Доложите комиссару обо всем случившемся, так как мы прибудем в лагерь позже вас.

Проверив пулеметы, Шменкель коротко объяснил партизанам особенности немецких мотоциклов. Затем он приказал всем бойцам надеть на себя шинели убитых гитлеровцев, а на головы - немецкие каски. Партизаны выполнили все указания Фрица беспрекословно.

– В нескольких местах мы будем ехать по открытым участкам шоссе. Там не исключена встреча с гитлеровцами. В этом случае - никому не произносить ни слова. Положитесь целиком на меня. Огонь открывать

лишь тогда, когда начнет стрелять мой пулеметчик.

Осмотрев еще раз бойцов, Фриц убедился, что они выглядят сейчас, как настоящие немцы. Лишь бы рта не раскрывали.

– Ну, товарищи, поехали!

Колонна трофейных мотоциклов добралась до партизанского лагеря безо всяких происшествий.

Шменкель сразу же отправился с докладом к комиссару:

– Товарищ комиссар, наш командир...

И Фриц запнулся, чувствуя, что голос выдает его.

Однако комиссар все понял с полуслова. Лицо его изменилось, он крепко стиснул зубы.

Взяв себя в руки, Шменкель проговорил:

– Командир отряда пал в бою с гитлеровскими мотоциклистами.

Кто-то громко охнул. Партизаны, стоявшие рядом с Тихомировым, молча сняли фуражки и вытянулись, как по команде, отдавая последние почести своему погибшему командиру.

– Командование отрядом взял на себя командир взвода Заречнов. Он ведет бойцов в лагерь.

– Спасибо, - промолвил Тихомиров, стараясь скрыть свое волнение.

Шменкель повернулся, чтобы уйти, но Тихомиров остановил его.

– Подожди... Он сразу умер или мучился?

– Кажется, пуля попала в голову. Сам я этого не видел.

Шменкель передал комиссару солдатские книжки и пистолеты убитых им гитлеровцев.

Тихомиров слушал Фрица как-то рассеянно.

– Иван был хорошим командиром и моим личным другом, - помолчав, сказал комиссар.
– Сейчас у меня такое чувство, будто я потерял одну руку... Но нельзя опускать голову. Командир погиб, но отряд, который он создал, продолжает жить и бороться.

Через пять дней в лагерь прибыл Заречнов. Он рассказал партизанам, как погиб командир. Оказалось, Просандеев высунулся из укрытия, чтобы метнуть гранату, и в этот момент пуля сразила его...

В тот же день на общем собрании партизаны, по предложению партийной группы, выбрали Заречнова командиром отряда. Новому командиру отряда было всего двадцать лет, однако, несмотря на молодость, он пользовался большим уважением партизан за свою храбрость и справедливость. Став командиром отряда, первое, что он сделал, - это собрал всех бойцов, которые принимали участие в бою с мотоциклистами, для разбора боя.

Это было необычно. Просандеев тоже всегда анализировал проведенную операцию, но только вдвоем с комиссаром, хотя Тихомиров не раз предлагал ему делать такие разборы со всеми партизанами.

"Армия - это не клуб для дебатов, а отряд - это не академия искусств!" - говорил обычно Просандеев.

Заречнов придерживался другого мнения. Его нисколько не смущали удивленные взгляды партизан, которые, казалось, спрашивали: "Может, ты и приказ свой будешь обсуждать, а потом ставить на голосование?" Однако, убежденный в своей

правоте и поддержанный комиссаром, Заречнов с присущим ему темпераментом обратился к собравшимся:

– Я полагаю, товарищи, что мы обязаны критически оценивать каждую проведенную нами операцию. Только анализируя причины наших успехов и неудач, мы сможем устранить свои ошибки и еще успешнее бороться с врагом. А теперь перейдем к конкретному разбору данного боя. На мой взгляд, мы допустили три ошибки. Первая и общая наша ошибка состояла в том, что мы недооценили противника.

Заречнов сделал паузу и оглядел партизан.

– Ого!
– воскликнул кто-то из бойцов.

– Недооценка противника, - продолжал командир, - не только принижает успехи, но и ведет к грубым тактическим ошибкам. Мы считали роту мотоциклистов слабым подразделением, но они оказали серьезное сопротивление. Разве не так? Или, может, кто скажет, что мы израсходовали мало патронов, а захватили богатые трофеи?

Партизаны молчали. Комиссар только кивал головой да делал у себя в блокноте какие-то пометки.

Фриц с трудом понимал Заречнова, который говорил быстро,

– Вторую ошибку допустил сам командир отряда, и она стоила ему жизни.

Партизаны зашумели, а кто-то даже с досадой заметил:

– Оставим мертвых в покое!

Шменкель внутренне был согласен с бросившим реплику.

– Иван Просандеев был хорошим командиром, и он очень дорог мне. Голос Заречнова звучал спокойно.
– Я много думал, как все это случилось. Зачем ему нужно было бросать гранату? Я все хорошо видел, так как лежал в двух шагах от Просандеева. Помню, когда колонна гитлеровцев показалась на повороте дороги, командир сказал: "Этого офицера я беру на себя!" Я знаю, в тот момент ему хотелось самому отомстить гитлеровцам за убитую учительницу и за смерть председателя сельсовета, однако в порыве ненависти к оккупантам он позабыл о бдительности. Я говорю сейчас это для того, чтобы подчеркнуть: ненависть наша справедлива, но она ни в коем случае не должна ослеплять нас.

Немного помолчав, Заречнов поднял в руке толстую тетрадь в черном переплете и сказал:

– Мы никогда не забудем нашего командира. Здесь, в этой тетрадке, он записывал свои мысли и планы. Мы выполним все его заветы... А теперь остановлюсь на нашей третьей ошибке. Никто из нас не обратил внимания, что двое фашистов побежали в лес, никто, кроме Ивана Ивановича. Он, заметив их, проявил смелость и не дал им уйти. Но и здесь совершена ошибка. Почему вы, Иван Иванович, никого не взяли с собой, а ударились в преследование один?

Все взоры скрестились на Шменкеле. Он растерялся и не знал, что ответить.

– Ну?
– торопил его Заречнов.

– Я просто как-то не подумал об этом, - честно признался Фриц.
– Я видел, что они убегают, и бросился за ними... Я схватил автомат Рыбакова...

– Ну и что же?

– Автомат почему-то заело.

– Вот как?!
– удивился Заречнов.
– Мы сегодня критикуем ваши действия для того, чтобы вы дожили до освобождения своей родины от фашизма, до встречи со своей семьей.