Его нельзя любить. Сводные
Шрифт:
— Я не психиатр. С жалобами — это не ко мне.
Он выдает это таким мерзким тоном, вальяжно ведя машину одной рукой.
— Господи, да будь ты нормальным человеком! — в порыве отчаяния и злости начинаю колотить его по плечу.
— Ты совсем охренела! Глупость, блядь, мы с дороги так слетим.
— Ну и пусть. Пусть.
— Я не собираюсь становиться молодым и красивым трупом! — выдает деловито, и я начинаю хохотать.
То есть он и сам себя красавчиком считает. Индюк!
— Истеричка, — отталкивает мои руки и притормаживает
— Это ты ненормальный. Самый сумасшедший человек, какого я только видела! У тебя нет сердца. Нет чувств. Ты эмоциональный импотент, который трахает все, что движе…
Ян резко дергает меня на себя, а потом выливает на мою голову бутылку воды. Я широко распахиваю глаза и отчаянно хватаю губами воздух. Чувствую себя уязвленной на максимум.
— Если ты с чего-то решила, что я буду с тобой нянчиться, — его пальцы сминают верх моего сарафана в районе груди, — то ты полная… Глупость. Мы здесь на равных. Я не психотерапевт и не твоя нянька. Нам по пути, пока мне с тобой интересно. Так вот сейчас ты меня бесишь.
— А ты бесишь всех вокруг, — выпаливаю ему в лицо, осознавая, что придвинулась слишком близко. От понимания этого вздрагиваю.
Гирш ловит мое запястье. Сжимает.
— Да? Только вот у меня есть друзья, — бросает зло, — настоящие. А у тебя? Вся такая правильная и положительная, но совершенно одинокая и никому не нужная. Или я не прав?
— Придурок, — шиплю на него, как дворовая кошка. — Ты ничего обо мне не знаешь.
— Я знаю о тебе больше, чем ты сама. Завязывай рыдать и жалеть себя, поняла?
Гирш шумно выдыхает. Смотрит куда-то в сторону, а когда снова поворачивается ко мне, говорит уже тише:
— Ты так и будешь перед всеми пресмыкаться, если не научишься себя уважать. Куда ты, блядь, со мной поперлась? Я тебя по пьяни чуть не трахнул, потому что перемкнуло, — он закатывает глаза. — Споил, чтобы снять веселое видео, и вообще чувствую к тебе дикую неприязнь. Ты реально этого не понимаешь, Глупость?
— Я…
— Ты просто дура. Вали обратно к бабке. Высажу на ближайшей остановке.
Больше Ян ничего не говорит. Отпускает мою руку и заводит машину.
Мы едем в тишине. Я кусаю губы и понимаю, что теперь точно не хочу возвращаться домой. Если он меня прогонит, я понятия не имею, что буду делать.
За окном пролетает остановка, потом еще одна и еще.
Гирш не тормозит. Едет сцепив зубы. Молча, смотрит только вперед.
— Ладно, — выдает мрачно несколько часов спустя, — может, я в чем-то не прав.
Я резко поворачиваюсь. Впиваюсь глазами в его лицо. Это он только что сказал?
11.2
— Чего пялишься как на привидение?
— Ничего, — качнув головой, снова отворачиваюсь к окну.
Мы в пути уже больше половины дня, еще пара часов — и начнет темнеть.
— Почему ты меня так ненавидишь? Что плохого я тебе сделала? — мой голос звучит с надрывом. Я ведь и правда не понимаю, почему он так ко
Почему все они так ко мне относятся? Неужели действительно из-за того, что я не могу за себя постоять?
Меня учили, что быть хорошей правильно. Быть доброй — правильно. А в реальности эти качества на фиг никому не нужны, и люди принимают их за слабость.
Если ты добрый, доверчивый… То непременно слабый. Никчемный и даже жалкий.
— За твое притворство. — Ян выкручивает руль, и мы съезжаем с дороги к заправке. — Я такой, какой есть, ни хуже, ни лучше. А ты строишь из себя…
— По-твоему, нужно быть законченной дрянью? Такие понятия, как совесть, честность, сочувствие, для тебя совсем ничего не значат?
— Сочувствие заканчивается там, где начинается личная выгода. С совестью и честностью та же история. Ты от меня не в восторге, — хмыкает, — но продолжаешь сидеть в этой тачке. Где же твоя честность? Хотя бы по отношению к самой себе? Правильно, сейчас тебе выгодно быть рядом. Быть здесь, потому что вернуться к своей бабке тебе тупо страшно. Ты не знаешь, что делать, и идешь у меня на поводу из личной выгоды. Так проще, когда кто-то что-то за тебя решает. Поэтому не надо строить из себя святую.
— Я не святая и никогда ничего из себя не строила.
— Согласен. Святые не бухают вискарь и не зажимаются с малознакомыми…
— Я поняла! — взмахиваю руками. — Поняла. Куда мы едем?
— Просто едем. Какая разница куда? Остановимся там, где понравится. Сейчас только заправимся.
У меня, как назло, урчит в желудке, и Ян добавляет:
— Ну и что-нибудь пожрем сами.
Пока Гирш заправляет машину, я брожу вдоль коротких рядков супермаркета на заправке. Беру холодный чай в бутылке, снеки и сэндвич. Расплачиваюсь сама.
Яна жду на улице, впиваясь зубами в теплую ветчину внутри треугольных кусочков тоста. Оказывается, я такая голодная, что готова слона проглотить.
В машине между нами снова повисает молчание. Я обдумываю его слова. В чем-то он прав, конечно. Мне нужно что-то делать, как-то меняться, но в голове такая каша… Слишком много событий для одного дня.
Я сбежала из дома, уехала черт знает куда с человеком, который меня ненавидит. Поступила, вероятно, очень глупо. Это же Ян, он может выкинуть все что угодно. Но моя злость на родных настолько сильная, что я готова существовать бок о бок с этим исчадием ада, лишь бы не возвращаться.
Может быть, к концу этого путешествия я действительно пойму, чего по-настоящему хочу от жизни. Какой хочу видеть себя!
Чтобы что-то изменить, нужно выйти из зоны комфорта, только проблема в том, что большинство в эту зону комфорта даже и не входили…
— Подай воды, — просит Ян.
Я тянусь рукой к заднему сиденью, ухватываясь за горлышко бутылки пальцами.
— Держи, — протягиваю ему.
Он кивает. Это, видимо, вместо спасибо.
— Ты водить умеешь?
— Нет. А что?