Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
Она поглаживает живот и кивает, давая понять, что всё в порядке. По виду она уже на последнем месяце, и я бы не хотела принимать роды.
Крайне опрометчиво закрывать нас тут. Выходит, случилось нечто действительно экстренное, раз решение вопроса с нами отложили на потом. Или я много воображаю о значимости двух слабых девушек, которых эти громилы могут убить одной рукой?
О чем я вообще думаю! Никто нас не будет убивать! Но что же нас ждет? Начинаю ходить по комнатушке, просто не в силах стоять на месте. Рыжая встает передо мной
– Ты! Отвартэ! – указывает на дверь.
– Я? Но как?
– Отвартэ! Магнэтычна карта.
– Она не подходит, не получится, – мотаю я головой, с удивлением понимая польский язык.
– Дай ми, – говорит она, хватая вынутую мной из кармана карту, подходит к двери и подносит к считывателю. Но он не срабатывает. Так часто бывает. Считыватель установлен, но не на всех помещениях он включен для использования магнитных карт.
Старый добрый замок, обычный ключ. Здесь такая же ситуация.
– Пся крев! – ругается девушка, но этой фразы я не понимаю от слова совсем. Она начинает дергать ручку, шатать ее из стороны в сторону, и удивительно, но ей почти удается расшатать дверь.
Откуда в таком хрупком теле столько силы? Списываю это на инстинкт матери защищать свое нерожденное дитя. Иначе бы эта дверь не поддалась. А мне мерещатся странные вещи. Будто под кожей у беременной что-то бугрится и перекатывается. Зажмуриваюсь и трясу головой. Это от усталости и перенапряжения. Так переволновалась, что начинаются галлюцинации.
Еще немного, и совсем с катушек слечу. Потихоньку сползаю по стенке, садясь на холодный пол и прикрывая ладонями лицо. Господи, ну и переделка…
Глава 10. Вера. Монстры
За дверью шум, гвалт, даже слышатся выстрелы. У рыжей постоянно навострены уши, она прислушивается к происходящему снаружи и странно морщит нос. Это напоминает поведение животного.
Неужели переняла привычки волков, томясь в железном плену? Сколько времени сумасшедший профессор держал эту несчастную в заточении и что с ней делал? Чьим ребенком она беременна?
Вопросы проносятся у меня в голове и исчезают, не имея ответа, сменяясь новыми. И чего я расселась на полу и молча паникую? Надо что-то делать.
С другой стороны, не лучше ли пересидеть в закрытом помещении, пока хотя бы выстрелы не прекратятся? Не хочется попасть под шальную пулю.
Но у моей знакомой своя точка зрения, она тяжело бухается плечом в железную дверь, отчего я каждый раз содрогаюсь. Представляю, как ей больно. Она точно не в себе, если надеется проломиться наружу своим истощенным телом.
Но, к моему удивлению, в двери отчетливо проявляется большая вмятина, она начинает нетвердо держаться на петлях, а рыжая продолжает упорно двигаться к цели. И кажется, что ей совершенно не больно. Ошеломленная, даже не нахожу слов, просто молча наблюдаю за происходящим.
Вдруг за дверью слышу знакомый голос,
– Костя, мы здесь! – отзываюсь я, подскакивая к двери, словно не сидела сейчас полуживая.
И общими усилиями мы одолеваем железное препятствие и оказываемся на свободе. Хотя я по-прежнему считаю, что лучше бы нам переждать перестрелку в каком-то укромном месте. Беременная тут же срывается с места и несется в сторону выхода.
– Стой, да подожди же ты!
Ничего не остается, как бежать за ней. Понимаю, что она не видит ничего перед собой и не осознает опасности, но не могу бросить ее, чувствуя ответственность.
Не успокоюсь, пока она не окажется в больнице под надзором специалистов. Хватаю ее за руку, но она с удивительной силой вырывается. Вместо благодарности на меня льется поток ругательств на польском. Я ничего не понимаю, но пытаюсь жестами убедить свихнувшуюся женщину пойти со мной, спрятаться в какой-нибудь палате. Она продолжает сопротивляться, но тут вмешивается Костя, но не чтобы помочь мне, а, наоборот, отвести нас обоих наверх.
– Вера, зачем ты тянешь ее в палату? Кто это вообще? Надо сматываться отсюда. Женя уже наверху, побежал вызывать такси. Наша миссия здесь закончена. Я не подписывался на военные действия!
– Вежбицки запер нас, поймал с поличным. Меня, не ее. Я пыталась найти компромат, но тут везде камеры. А ее держал в железном боксе, какие-то опыты проводил. Он псих. Надо выбираться отсюда, согласна, но не лучше ли переждать, пока не перестанут стрелять?
– Ты не можешь знать, что за нами не придут, чтобы пристрелить, – говорит Костя, двигаясь по направлению к выходу. – Тут такое творится… Вообще не представляю, кто это – террористы, воры, полиция. Хрен разберешь. Но я тут не останусь.
– Что ты видел?
– Сам не знаю, но мы услышали шум, грохот, решили посмотреть, что случилось. Кажется, что-то взорвалось, ближе к выходу. Мы и так были на низком старте после твоих сообщений. Готовились тебя вызволять, если поймают. А тут шум-гам… Какое-то ЧП.
– Мы ничего такого не слышали, – удивляюсь я. – Да и из палат никто не выглянул на шум.
– Может, там никого нет? – предполагает Костя.
– Есть, я проверяла. По крайней мере в одной палате. Не суть! Надо уходить. Только… – чуть запинаюсь, но всё же признаюсь: – У профессора остался мой смартфон, а там контакты Беловых.
– Будем считать сопутствующим ущербом, – морщится Женя.
– Шибко учец! – подгоняет нас рыжая, которая всё это время не принимала участия в разговоре. И я согласна, что надо шибко бежать отсюда. Всё-таки в экстремальных обстоятельствах начинаешь понимать иностранные языки.
Я сильно подвела всю нашу команду, поспешив исследовать клинику. Наверное, было бы правильнее действовать через других пациентов или разговорить Вежбицки.
С другой стороны, хватит уже себя обвинять. Сделала, что смогла.