Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
Казалось, в голове происходит схватка мифических существ: дьявола и ангела. Один уговаривает, что я поступил верно, обезвредив врага, обеспечив общину сосудом с кровью, лишив Веру, пришедшую с непонятными намерениями, любых преимуществ.
Я не верил в ее историю, вернее, не до конца. Слишком смело для моей тихой сиделки. Слишком невероятно.
Ангел же говорил, что она чистое создание, неспособное на ложь. Ангел бился в агонии, олицетворяя гибель остатков милосердия во мне.
Вот так и становятся тиранами.
Поступки, как этот, ведут впоследствии к другим, еще более
А я сейчас так ничтожен и слаб, как сухая травинка на ветру. Того и гляди унесет неизвестно куда. Но надо… надо взять себя в руки и подумать, как быть дальше.
Вера... Какая же она непостижимая, загадочная, удивительная, сшибающая с ног. Чувствую и вижу только ее, как будто она стоит перед глазами и никакого мира вокруг не существует.
Она путает все карты, убивает наповал своими зелеными кошачьими глазами, невинной улыбкой и телом распутницы. Всё в ней сочетается идеально, и я не знаю, за что и кем так наказан. Почему она одновременно стала и врагом, и самой желанной женщиной на свете?
Почему именно она вошла в мою жизнь и продолжает преследовать, тогда как необходимо сосредоточиться на выживании группы и сохранять трезвую голову?
Сейчас необходимо четко понимать, какую угрозу я принес в логово, пленив Веру.
Прислушиваюсь. Тишина из места, где сидит оборотень, может быть обманчива. Знаю это по собственному горькому опыту. Больше не совершу ошибки и не оставлю оборотня без должного присмотра. Но кому доверить охрану Веры? Ее нужно крепко сковать, веревки не удержат зверя.
«Ты! Ты сделал ее зверем!» – кричала совесть, и я снова и снова мечусь по темному коридору возле лестницы в погреб. Неминуемо здесь кто-то появится и станет задавать вопросы. И я не могу позорно сбежать в лес, как бы ни хотелось.
Больше я не имею права на отдушину. После того, что натворил. «Наказывай себя или нет, Вере от этого не легче», – подсказывал внутренний голос. А может, легче! Теперь ей любое страдание ненавистного человека будет отрадой, в этом я не сомневаюсь. Но найду ли в себе силы посмотреть ей в глаза? Как выдержу немой укор, вид ее слез и страданий?
Но мне придется превозмочь себя. Не получится плыть по течению.
Но сначала стая, она важнее всего.
Захожу в кухню, где вокруг большого овального стола расположились взволнованные сообщением Веры люди. Они галдят и перебивают друг друга, решая, уйти или остаться. Уловить общее настроение было не трудно: страх. Они боятся столкновения с сильным противником, превышающим их числом более, чем в два раза. Почти все уже сдались без боя.
При моем появлении люди притихли и обратили свои взоры прямо мне в глаза, безмолвно ища поддержки. Сразу чувствую себя лучше, шкура альфы подходит мне как собственная кожа. Какая бы буря ни происходила внутри, я жадно впитываю общее поклонение, наслаждаясь властью над другими. И отчасти ненавижу себя за это.
– Оборотень
Пара-тройка уточняющих вопросов не изменила общей картины. Думаю, что рассудил правильно и угадал замысел оборотней – отправить Веру ко мне и выманить мою стаю в лес. Но я обезвредил посланницу, смешал карты врагам. Значит, поступил верно. Два новичка нашли цепи и потащили их погреб, а я снова начал мысленно истязать себя. Стало совсем хреново.
Михал что-то бубнит под ухо, но я не слушаю и не вникаю, мне нужны любые звуки из погреба, чтобы почувствовать близость к Вере. Нужно было хоть мгновение, чтобы прийти в себя.
Я реально помешался.
Ощущал незримые прочные нити между нами, что связали накрепко, навечно. Понимаю, что, возможно, присвоил себе чужую женщину, и что она меня теперь ненавидит, и возненавидит еще больше, когда начну качать из нее кровь.
«Но зато она здесь, с тобой, она принадлежит тебе. Ты отобрал ее у всех», – довольно урчало злобное животное внутри, этот дикий необузданный зверь, который так часто брал надо мной контроль.
– Мужик, да ты совсем плох, – качает головой Михал. – Кто она, что так тебя задела?
– Никто. Что ты хотел?
– Обсудить твое решение. Ты уверен, что надо остаться?
– Есть другой вариант? – огрызаюсь, взяв нож, бросаю на доску хлеб, быстро нарезаю несколько кусков. Хотя бы приготовлю еду Вере, сделаю пару бутербродов для нее. Сделаю хоть что-то доброе, даже если она не узнает, считая меня последним из людей на земле, с кем бы заговорила.
– Посмотри на меня, Демьян. Ты как под наркотой. Бешеный совсем.
– И что? – Останавливаюсь, нож замирает над доской, в стальном лезвии замечаю свое перекошенное лицо, отбрасываю в сторону тесак и резко поворачиваюсь к Михалу, скрежеща челюстями:
– Что ты прицепился? Заняться нечем? Я сказал оборона – значит, оборона. Точка. Если не согласен, ты знаешь, где дверь.
– Прогонишь меня? За просто так? Из-за бабы?
– При чем тут она? На кону выживание стаи.
– Так ты о стае беспокоился, когда ее раздеться заставил и оттрахал взглядом? – зло хмыкает Михал.
– Не твое дело!
Намереваясь уйти, делаю шаг вперед, но Михал ловит за плечо и поворачивает к себе. Что-то хочет сказать, но в меня словно бес вселился – налетаю на него и оглушаю двумя резкими ударами ладоней по ушам.