Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
Перед ней оказался истощенный, заросший щетиной молодой человек. Почему он так худ? Ведь она кормила его каждый день.
– Этот, что дрался с вожаком, отнимал у меня еду и воду, – пояснил он еле слышно, когда Йола спросила его об этом.
Спохватившись, она быстро кинулась открывать клетку и помогла Косте выбраться оттуда. Совершенно обессиленный, он позволил отвести его на крыльце и безропотно принимал заботу.
Адам, найдя улику, положил ее в карман штанов, и подошел к суетящейся Йоле и Косте, завернутому в покрывало.
– Молодец, что смог обратиться. Теперь всё будет
Костя ничего не ответил, только исподлобья посмотрел на Адама, которого по понятным причинам винил в сложившемся положении, но не стал выговаривать ему ничего, вместо этого неожиданно заявил:
– Я знаю, как он добился запаха твоей жены в крови.
– Что? О чем ты? – спросили Адам и Йола хором.
– Девка, которую он притащил с собой. Наши клетки стояли рядом, я слышал, как он ее трахает и приговаривает, что от нее пахнет точно так же, как от Йолы, и скоро он станет альфой. Когда он уходил, она разговаривала со мной и рассказывала, что ей в лаборатории вливали кровь Йоланты, поэтому такой эффект. Меня, конечно же, не освободила, – горько усмехнулся он, – побоялась.
Из тени вышел Радослав, который, как оказалось, не покинул территорию, а слушал, что происходит.
– Ты не ушел, – поблагодарил его кратко Адам.
На что Радослав ответил:
– С самого начала я знал, что Януш что-то мутит. Эта история – явная подстава. С ним надо кончать – он повел стаю на верное убийство. И потом им всем придется с этим жить. Что ты скажешь, альфа?
– Скажу, что надо срочно выдвигаться. Костя, останься и позаботься об Йоланте. Я оставляю под твой присмотр самое дорогое, цени это. Понятно?
Костя, хоть явно и не простил оборотня, понимал, что этот короткий вопрос решает его судьбу, вожак дает ему шанс присоединиться к стае, отменяя предыдущий приговор – «изгнание». Он молча протянул руку Адаму, и тот пожал ее, без лишнего промедления попрощавшись с женой и бросившись вместе с Радославом спасать выродков от смерти.
«Чтобы потом всё равно милосердно их убить», – с горечью подумала Йоланта.
Когда волки скрылись в лесу, до нее дошло, что же говорил Радослав.
«Я знаю, что ты отпустила Веру и зачем это сделала. Я видел, как ты ее увозила. Но она моя женщина, и я верну ее во что бы то ни стало».
Глава 35. Вера. Долгожданные перемены
Наступает одна из морозных ночей, привычных для здешней местности. В разгаре поздняя осень, и холод распространяется по поверхности земли, следуя от гор и быстрой реки. Воздух наполнен моросью, и мне хочется почувствовать обнаженной кожей мельчайшие капельки влаги.
Они бы успокоили мечущийся разум, охладили разгоряченное тело. Постельное белье раздражает, плед колет, и даже волосы тяжелой массой душат и мешают. Внезапная тяга наружу так неодолима, что нет никакой возможности с ней бороться.
Сколько я еще выдержу? Почему волчица не показывается? Я сначала радовалась, теперь же чувство непрекращающейся тревоги точит изнутри.
И вместе с тем, несмотря на все переживания, испытываю ужасающую скуку. Я уже досконально изучила рисунки на обоях, запомнила каждую трещинку в деревянном полу. По сути, мне здесь нечем заняться,
Он настойчиво пытается преодолеть стену между нами. Но зачем? Неужели думает, что когда-нибудь его прощу? Разве можно простить собственного убийцу?
Закутавшись в теплый плед, сижу возле окна в мягком кресле и вглядываюсь в темноту. Как-то слышала выражение: Если долго вглядываться во тьму, то тьма начнет вглядываться в тебя. В моей суматошной жизни особенно некогда было размышлять и философствовать, но в отсутствие других развлечений, да и без привычной физической нагрузки приходится как-то себя развлекать.
Вот я и думаю о том, что тьма заглядывает в меня своими бездонными глазами, притягивает и угрожает поглотить.
Ненависть превращает меня в совершенного иного человека. Хочу ли я этого? Могу ли допустить? Может быть, стоит изменить отношение к ситуации? Безделье и неспособность что-то делать явно скоро сведут меня с ума.
Рассматриваю буро-желтые остатки комнатных цветов, засохших в горшках на подоконнике. Впервые увидев несчастных чахлые кустики, хотела возродить их, но потом решила, что они более похожи на меня именно в таком умирающем виде. Им, как и мне, некому помочь. И они медленно погибают на моих глазах.
Также погибаю и я, запертая в маленькой комнате на втором этаже, спальне Демьяна, которую вынуждена делить с ним каждую ночь. Вынуждена спать с ним рядом, на небольшом отдалении.
Он на матрасе, а я на кровати. Расстояние в один метр для волчицы не является существенным, поэтому я живу с постоянным ощущением близости горячего мужского тела, которое уже познала дважды, которое может доставить ни с чем не сравнимое восхитительное удовольствие.
Я ненавижу Демьяна всем сердцем, но рядом с ним мое тело предательски трепещет, словно отзывается на его голос, движения, жесты. Даже в присутствии других людей мне сложно не смотреть на него, не любоваться его мужской красотой. Я боюсь выдать свои чувства и прячусь под маской равнодушия, а если он что-то спрашивает, то огрызаюсь и стараюсь поскорее ретироваться. Это изматывает.
Но еще хуже, когда Демьян укладывается на свой жесткий матрас. Он неизменно, как и сегодня, отворачивается от меня к стене – то ли не хочет смущать, то ли ему неприятно смотреть на меня после долгого молчания в ответ на его рассказы.
Поэтому я могу преспокойно сверлить взглядом его обнаженную спину. А он всегда спит с голым торсом, в тренировочных штанах. Поначалу он ложился в одежде, каждый раз ожидая нападения стаи Адама, но понемногу расслабился, потому что они не предпринимали попыток атаковать нас.
Возникшая пауза в противостоянии удивляла Демьяна. Община постоянно обсуждала причины подобного затишья и будущие шаги. К сожалению, меня не допускали до собраний, и я снова чувствовала обиду и досаду.
Ведь такое происходило и прежде, когда Йоланта сообщила мне, что я не буду принимать участие в совете стаи оборотней. Везде я была чужачкой, меня демонстративно отстраняли от участия в жизни той группы, куда поместили насильно, не спрашивая моего на то разрешения. Это убивало.