Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет

Чудакова Мариэтта Омаровна

Но критическая мысль лейтенанта на этом не застыла. «В 1952 году слушатель факультета журналистики Военно-политической академии Тимур Гайдар встретил Ариадну Бажову – преподавателя истории в Уральском университете, дочь известного писателя Павла Петровича Бажова. Ночью перед свадьбой он поведал ей, что считает Сталина предателем дела Ленина и социализма, но убежден, что это святое дело все равно победит. Мама поплакала, представила себе грядущую тяжелую судьбу, однако, хотя и была правоверной комсомолкой, замуж за старшего лейтенанта все-таки пошла и, насколько я знаю, ни

разу об этом не пожалела».

А что может их ждать – она знала не понаслышке. Ей было 11 лет, когда ее отца, в январе 1937 года исключенного из партии, вызвали в НКВД (Народный комиссариат внутренних дел; главным его внутренним делом были в те годы аресты и расстрелы безвинных сограждан).

«Бабушка, Валентина Александровна, собрала чемоданчик, – писал Егор Гайдар по рассказам мамы и бабушки, – и дед отправился по хорошо известному в Свердловске адресу. Однако к тому времени череда репрессий докатилась до самого НКВД, и в страшной системе начались сбои. Просидев несколько часов в приемной, Павел Петрович так и не дождался аудиенции. К счастью, не пошел узнавать по начальству, почему его вызывали и не принимают…»

Здесь можно прервать цитату, чтобы восхититься доставшимся Бажову от предков крестьянским инстинктом самосохранения. Представим себе на его месте человека из профессорской среды. Легко вообразить себе, что он, возможно, как раз пошел бы «узнавать по начальству»…

Так вот, дедушка Бажов суетиться не стал, а повел себя степенно: «тихо вышел, вернулся в свой дом на Чапаева, 11 и после этого больше года никуда из него не въосодил».

Не слабо?

Ждал, когда охотники на людей забудут про него. И бабушка тоже старалась на улице не появляться. Жила вся семья на учительскую зарплату бабушкиной сестры… А дед сидел дома и писал.

И «спустя год с небольшим он прочитал бабушке и маме свои первые сказы. Полоса репрессий к этому времени пошла на убыль, деда восстановили в партии, вскоре он стал автором знаменитой книги “Малахитовая шкатулка”» (Е. Гайдар, 1996).

Но вернемся к отцу Егора. Ариадна Павловна вспоминает, что именно вторжение в Прагу стало для ее мужа, Тимура Гайдара, моментом крушения социалистических идеалов.

Да, там, где идеалы, – там не могут давить танками чье-то стремление к свободе!..

* * *

Об этом же спустя 30 с лишним лет скажет в одном из интервью «взрослый» Егор Гайдар: «Он был потрясен… На него было страшно смотреть – было ощущение, что у него рухнула картина мира. Он-то был убежден, что социализм – это правильно. Ну, надо что-то подправить, реформировать, изменить, но система-то в общем правильная. И вот в 68-м, в августе, у него просто сломался мир. Он понял, что, оказывается, то, во что он верил, не совсем хорошо…» (интервью 30 октября 2003 г. «Газете»).

Отто Лацис, известный публицист, в тот год – сотрудник «Известий», приятель Лена Карпинского (близко знавшего Тимура Гайдара), а кроме того – человек, известный своей порядочностью (существовала

такая характеристика человека…), рассказывает в своей книге «Тщательно спланированное самоубийство» (в издательской аннотации сказано: «“Самоубийство КПСС” – так можно было бы назвать эту книгу…») следующее:

«Через несколько дней после 21 августа, заглянув в наш отдел, Лен (Карпинский. —М. Ч.) предложил выйти погулять по Страстному бульвару. Заговорил сразу, как с давним близким другом:

– Тимурка вчера приходил. Он хочет шлепнуться в знак протеста.

С трудом я понял: Тимур Гайдар, знакомый Лену по работе в “Правде”, где Гайдар служил тогда собкором по Югославии, решил застрелиться, чтобы таким образом громко заявить о своем протесте против вторжения в Чехословакию.

С Тимуром я не был до того знаком, но к имени его не мог быть равнодушен. Писателя Аркадия Гайдара я любил не только в детские годы. Сообщение Лена о намерениях Тимура меня перепугало.

– Вот уж этого не надо. Власти только рады будут, а шума поднять не дадут – никто и не узнает.

– И я ему то же самое сказал, – ответил Лен. – Но что-то делать надо.

Потом мы, гуляя по бульвару, долго разговаривали о том, что же делать. Главное было ясно: надежды на постепенную мирную эволюцию в сторону демократии, порожденные XX съездом КПСС и “косыгинской реформой”, надо забыть. Надеяться можно только на себя…»

Понимать эти слова Лациса надо так, что надежда на «правильные» действия самой власти, появившаяся было после в высшей степени необычного для советской жизни доклада Хрущева, после публикации с его ведома первой повести Солженицына, – исчезла. Наступило время личных действий – ив первую очередь тех, кого скоро назовут «шестидесятниками»: среда Тимура Гайдара и его друзей.

И Тимур Аркадьевич Гайдар повез их на своей «Волге» в Дунино, где его мама (которую его отец Аркадий Гайдар вытащил в свое время из сталинской тюрьмы) постоянно снимала на лето пол-избы.

…Можно представить себе, в каком состоянии был водитель «Волги», всерьез задумывавшийся в эти дни о самоубийстве.

Его жена, мама Егора Ариадна Павловна, недавно сказала мне, что Тимур никогда ей об этом не говорил – она узнала об этом только из книги Лациса. Это как раз понятно.

«Когда мы, рассуждая о своих крамольных замыслах, гуляли по сосновому бору близ деревни, перед нами вдруг вырос улыбчивый широколицый мальчик двенадцати лет, и Тимур нас познакомил: это был его сын Егор» (О. Лацис).

В течение нескольких месяцев 1968 года шли «лихорадочные встречи с бесконечными спорами: у Лена, у Тимура в городской квартире, у Егора Яковлева. К нам присоединились еще Геннадий Лисичкин (известный в те годы экономист и публицист, автор вышедшей в 1966 году книги “План и рынок”. —М. Ч.) и Георгий Куницын. Куницына, недавнего большого начальника в ЦК, мы рассматривали как авторитетного эксперта по партийному аппарату. И однажды кто-то спросил его: