Мы цапаемся жестко,Мы яростно молчим.Порою – из пижонства,порою – без причин.На клятвы в дружбе крупныеглядим, как на чуму.Завидуем друг другу мы,не знаю почему…Взираем незнакомос придуманных высот,считая, что другомуотчаянно везет.Ошибок не прощаем,себя во всем виним.Звонить не обещаем.И все ж таки звоним!Бывает:в полдень хрупкиймне злость моя нужна.Я поднимаю трубку:«Ты дома, старина?..»Он отвечает:«Дома…Спасибо – рад бы…Но…»И продолжает томно,и вяло,и темно:«Дела… Прости… Жму руку…»А я молчу, взбешен.Потом швыряю трубкуи говорю:«Пижон!»Но будоражит в полночьзвонок из темноты…А я обиду помню.Я спрашиваю:«Ты?»И отвечаю вяло.Уныло.Свысока.И тут жеоловяннобубню ему:«Пока…»Так мы живем и можем,ругаемся зазря.И лоб в раздумьях морщим,тоскуя и остря.Пусть это все мальчишествоминыеназовут.Листы бумагичистымичетвертый
деньживут, –боюсь я слов истертых,как в булочной ножи…Я знаю:он прочтет ихи не простит мне лжи!
Снег
Этой ночью первый снег летел в окно.Этим утром снег идти не перестал…Так идет он,будто кто-то озорно,как бутылку,все окрестности взболтал.И не знает снег, куда лететь ему,где найти ему местечко для жилья.И забыл он, где земля,зачем земля,почему трава и зелень почему.То идет он сверху вниз,то снизу вверх –озабоченный, растерянный, чудной…Я прекрасно понимаю первый снег,потому что так же было и со мной.Время встало.А потом пошло назад!Все часы на свете канули во тьму.И забыл я, что сказать.Зачем сказать.Почему смеяться,плакать почему.Шла за осенью весна,потом – зима.Позабыл я все слова,все имена.Позабыл я даже то, как ты нужна, –ты об этом мне напомниласама.Очень гордая, сама пришла ко мне,равнодушие обидное стерпя.На твоих ресницах тает первый снег…Что б я делал,если б не было тебя?!
Солнце
Это навсегда запомни тыи людям расскажи…Солнце начинает в комнатестроить этажи.Солнце продолжает древнюютихую игру –тянет сквозь окно из временитонкую иглу.Вот плывет игла,раздваивается,шире становясь.Ветром с потолка сдуваетсясолнечная вязь.Вот и солнечные зайцы –эй, посторонись! –в зеркало, как в пруд, бросаютсяголовами вниз.И, тугим стеклом отброшенные,вмиг осатанев,скачут легкими горошинамипо крутой стене.Вся стена – в неровных линиях,в крапинках стена…Солнце яростными ливнямихлещет из окна!Не лучи уже, а ворохинитейпламенных и сочных…Съели солнечные волкизайцев солнечных.
«Нахохлятся тяжелые колосья…»
Нахохлятся тяжелые колосьяпо всей земле, размякшей и огромной.Потом настанет осень.Хлынет осень,сиреневым морозом травы тронув.И длинный дождь, с три короба наплакав,лесную чащу с головой накроет,разлапистые листья покоробит…Опавшие,в оранжевых накрапах,они цветным пластом на землю лягути будут глухо чавкать под ногами.И вспоминать о светлом птичьем гаме,о месяце грибов и спелых ягод…И медленное солнце будет таять.И незаметно удлинится время.И в сотый раз я не смогу представить,как выглядятиюньские деревья.
«Отволнуюсь. Отлюблю. Отдышу…»
Отволнуюсь. Отлюблю. Отдышу.И когда последний часгрянет, звеня, –несговорчивую смерть попрошудать пожить мне.Хотя б два дня.И потом с нелегким холодом в боку –через десять тысяч дорог –на локтях,изодранных в кровь,я сюдасебяприволоку!..Будет смерть за мною тихо ковылять.Будет шамкать: «Обмануть норовишь?!»Будет, охая, она повторять:«Не надейся…Меня не удивишь…»Но тогда я ей скажу: «Сама смотри!»И на Ниду,как сегодня,как всегда,хлынут бешеные краски зари!Станет синею-пресиней вода.Дюны вздрогнут,круто выгнув хребты,будто львицы, готовые к прыжку.И на каждую из них с высотыупадет по голубому цветку.Пробежит по дюнам ветер,и онизамурлычут, перейдя на басы,а потом уснут,в закат уронивжелтоватые мокрые носы.Задевая за тонкие лучи,будут птицы над дюнами звенеть,и тогда – хотите верьте или нет –закричу не я,а смерть закричит!Мелко-мелко задрожит коса в руке.Смерть усядется, суставами скрипя.И заплачет…Ей,старухе,карге,жизнь понравитсябольшесебя!
«Я жизнь люблю безбожно…»
Я жизнь люблю безбожно!Хоть знаю наперед,что – рано или поздно –настанет мой черед.Я упаду на камнии, уходя во тьму,усталыми рукамиземлю обниму…Хочу, чтоб не поверили,узнав,друзья мои.Хочу, чтоб на мгновениеохрипли соловьи!Чтобы, впадая в ярость,весна по свету шла…Хочу, чтоб тысмеялась!И счастлива была.Крик родившихся завтраВсе казалось обычным.Простым… Но внезапно,зовя и звеня,крикродившихся завтра,родившихся завтра,ворвался в меня!Слышу я: по Земле, качаясь, как в зыбке,не боясь ни черта,краснощеко и весело горланят язычники –намне чета!Я их вижу – мне время тех дней не застит,не прячет во мгле.Я их вижу: широких, красивых, глазастыхна мудрой Земле!..Я их вижу, порою таких же усталых,как в мои времена.Но они даже звездам поклоняться не станут(а не то что чинам!)…Крик родившихся завтра, как сигнал на поверку,сердцем ловлю…Кройте!Кройте, родные мои Человеки.Я вас очень люблю.Матерям не давайте покоя! Кричите! Кричите!Все простится потом…Я вас так люблю, как любят мальчишкибосикомбродить под дождем!Я вас так люблю, как влюбленные любятсумрак лесов…Я вас так понимаю, как усталые людипонимают сон…Я мечтаю о вас.Ожидаю вас жадноночии дни.Крикродившихся завтра,родившихся завтра,поскорей зазвени!
Телеграммы
Неужели
ты такая же, как эта?..За окном звенит разбуженное лето.Нас хозяйка дома в гости пригласила.Ничего не скажешь,да,она красива.Да, красива.Мы об этом ей сказали…И она глядит глубокими глазами,чуть раскосыми, зелеными, сухими.Муж ее какой-то физик или химик.И слова ее доносятся как эхо:«Он сейчас в командировке…Он уехал…»Никакой я тайны выдать не рискую –телеграмму он прислал:«Люблю. Тоскую».И еще одну:«Тоскую. Жду ответа».Неужели ты такая же, как эта?..Вот сидит она –красивая, – не спорю.Вот сидит она, довольная собою.И смеется,и меняется мгновенно.А глаза еепредельно откровенны!А глаза ее играют,завлекая,обещая,предлагая,намекая…Никогда ханжой я не был, –слышишь – не был!Но сейчас поверю яв любую небыль –в наговоры,в сплетни,в выдумку любую.Телеграмму я послал:«Люблю. Тоскую».И еще одну:«Тоскую. Жду ответа».Неужели ты такая же, как эта?..Мы молчим и курим.Тихо тянем пиво.А хозяйка говорит:«Совсем забыла!Я сейчас…»И щеки тушит о ладони.И подходит к телефону в коридоре.Называет адрес длинный, очень странный,говорит:«Прошу, примите телеграмму…»И с усмешкой, торопливо и привычноговорит:«Любимый! Все идет отлично.Не скучай. Твоя. Целую. Жду ответа».…Неужели тытакая же,как эта?!
Из сборника
«Радиус действия»
(1965)
Радиус действия
Мне все труднее пишется.Мне все сложнее видится.Мгновеньями летят года, –хоть смейся,хоть реви…И я из дома убежал, чтоб наконец-то вырватьсяиз радиуса действияобыденной любви.Я был самонадеян. Сел в самолет. Обрадовался.От молчаливой женщинырешительно уехал.Но все равно остался в знакомом оченьрадиусе.Слова ее,глаза еево мне звучали эхом.Невероятный радиус!Как от него избавиться?Непостижимый радиус!Нет никакого сладу.И я на этом радиусе – как на булавке бабочка…И больно мне,и весело,и тяжело,и сладко…О, радиусы действия! Радиусы действия!Они – во мне,они – в любом,и никакой межи!Есть радиусы действия у гнева и у дерзости.Есть радиусы действия у правды и у лжи.Есть радиусы действия у подлости и злобы –глухие,затаенные,сулящие беду…Есть радиусы действия единственного слова.А я всю жизнь ищу его.И, может быть, найду.А может,мнене суждено…Летят неразделенныегода!Но, вопреки всему,я счастлив оттого,что есть на свете женщина,судьбой приговореннаяжитьв радиусе действиясердца моего!..
Кочевники
Ч. Чимиду
У юрты ждут оседланные кони.Стоит кумыс на низеньком столе…Я знал давно,я чувствовал, что корнимои –вот в этой пепельной земле!..Вскипает чай задумчиво и круто, –клубящегося пара торжество.И медленно плывет кумыс по кругу.И люди величаво пьют его…А что им стоитна ноги подняться,к высокому порогу подойти.«Айда!»И все.Минут через пятнадцатьони уже не здесь.Они – в пути…Как жалок и неточенбыл учебник!Как он пугал меня!Как голосил:«Кочевники!»Да я и сам кочевник!Я сын дороги.Самый верный сын…Все в лес смотрю.И как меня ни кормят,и как я над собою ни острю, –из очень теплыхи удобных комнатяв лес смотрю.Все время в лес смотрю.То – север,то – большое солнце юга!То – ивняки,то – колкое жнивье…И снова я раскладываю юрту,чтобы потом опятьсобрать ее!..Приходит ночь.И вновь рассветы брезжат,протяжными росинками звеня…И подо мной, как колесо тележье,поскрипываетдобраяземля.
«Кем они были в жизни – величественные Венеры?..»
С. Красаускасу
Кем они были в жизни – величественные Венеры?Надменные Афродиты – кем в жизни были они?..Раскачиваясь,размахиваясь,колокола звенели.Над городскими воротами бессонно горели огни.Натурщицы приходилив нетопленые каморки.Натурщицы приходили – застенчивы и чисты.И превращалась одеждав холодный ничей комочек.И в комнатестановилось теплее от наготы…Колокола звенели:«Все в этом мире тленно!..»Требовали:«Не кощ у нствуй!..Одумайся!..Отрекись!..»Но целую армию красокхудожникгнал в наступленье!И по холсту, как по бубну, грозно стучала кисть.Уд ар!И рыхлый монашек оглядывается в смятенье.Уд ар!И врывается паника в святейшее торжество.Стекла звенят в соборе…Уд ар!И это смертельнодля господина бога и родственников его…Колокола звенели.Сухо мороз пощелкивал.На башне, вздыбленной в небо,стражник седой дрожал…И хохотал художник!И раздавал пощечиныханжам,живущим напротив,и всем грядущим ханжам!Среди откровенного холодакраски цвели на грунте.Дул торжественный ветерв окна,как в паруса.На темном холсте, как на дереве,зрелитеплые груди.Мягко светились бедра.Посмеивались глаза.И раздвигалась комната.И исчезали подрамники.Величественная Афродита в небрежной позе плыла.А натурщицам было холодно.Натурщицытихо вздрагивали.Натурщицы были живыми.И очень хотелитепла.Они одевались медленно.Шли к дверям.И упорнов тоненькие накидки не попадали плечом,И долго молились в церкви.И очень боялись бога…А былиуже бессмертными.И бог здесь был ни при чем.