Эхо
Шрифт:
– Прошу! – Менгеле повернул в замке ключ и толкнул дверь от себя.
В палате находилось три койки, стоящие изголовьями к окну. К ним кожаными ремнями были привязаны три женщины. Две из них лежали так, словно они глубоко спят. На истощенном, сероватого оттенка лице одной из них залегли глубокие тени, ярко обозначившие еле намечавшиеся морщинки и делая из молодой женщины почти старуху. Вторая - поджарая женщина средних лет с коротко, под каре, обрезанными седыми волосами и удивительно молодым для своего возраста лицом - спала, глубоко дыша, с полуоткрытым ртом. Выглядела она также неважно. Глаза третьей женщины были открыты и бесцельно блуждали по потолку. Когда
– Заткнись! – крик мгновенно оборвался, словно в рот женщине воткнули крепкий кляп. Бригаденфюрер повернулся к Менгеле: - Какие у них характеристики, доктор? Кто они вообще? И почему эта настолько стара?
– он кивнул на лежащую с левого края женщину.
– Та, что спит слева – Зофка Яцына, полька, тридцать один год. Судя по документам, имела дочь, умершую от кори в двухлетнем возрасте, больше детей не было. Я взял её, не зная точного возраста, в качестве эксперимента, - доктор внимательно оглядывал спящую.
– И она удивила меня - несмотря на свой возраст, удивительно хорошо перенесла процедуру, хоть и… - доктор приподнял седую прядь, - …сами видите. Способна к зачатию. Препарат же погрузил её в постоянный сон, из которого она не выходит уже долгое время.
Он сделал паузу, переходя к другой кровати.
– По центру - Анна Михайловская, двадцать лет, детей нет. После облучения стала полностью стерильна – способность к зачатию у нее отсутствует. После применения препарата впала в глубокий сон, из которого выходит хаотично и начинает вести себя так же, как и эта, - он кивнул на третью женщину, глядящую на них во все глаза.
– А эта? – женщина неотрывно следила за всеми движениями незнакомого мужчины с ярко-зелеными глазами.
– Эта – Магда Дженгилевская, двадцать четыре года, по ее собственному утверждению, имела сына, умершего по дороге сюда. После облучения способность к зачатию не потеряла, менструации сохранены. Препарат переносит гораздо лучше, сознание теряет в эпизодических случаях, но имеет серьезные проблемы с ориентацией в пространстве. Также препарат вызывает у нее галлюцинации – она утверждает, что видит странного человека в доспехах и золотом шлеме, который приходит по ночам и смотрит на нее.
– Больше ничего? – голос бригаденфюрера стал не просто стальным, каждое произнесенное им слово стало будто пропитано невозможным холодом.
– Это пока все, - отрезал Менгеле.
– Неплохо, доктор. Очень неплохо, - эсесовец удовлетворенно покачал головой и вновь впился взглядом в Магду. – Я хотел бы получить копии всех данных. Также, думаю, вы можете начинать подготовку к решающей фазе. Материал для оплодотворения вы получите через несколько недель, а пока готовьте этих пациенток. В первую очередь – ее.
Он кивнул в сторону Магды и вышел из палаты, но на пороге остановился.
– И постарайтесь вывести из сна польку. Мне нравится ход ваших мыслей.
*А.А.Ахматова. «Бабушке».
**унтерменш - дословно: недочеловек. Так нацисты называли низшие, по их мнению, расы.
========== 4. Из пыли семейного шкафа ==========
Который раз пересматривая документы из немецкой папки и их перевод, старательно ею сделанный, Саша задавалась одним и тем же вопросом: почему эти документы оказались среди тех, что дал ей Локи?
Если думать логически, то по условиям их сделки в папке должны были находиться документы, имеющие отношение к истории
Но Локи просто так ничего делать не будет, и эти документы точно имеют отношение к истории ее семьи. А какое - она просто обязана выяснить. Здорово напрягало, и даже пугало другое: он мог хотеть, чтобы Саша увлеклась этой темой, и извлечь из этого свою выгоду. Однажды он уже это сделал. И ей бы совершенно не хотелось снова попасть в подобные жернова – из тех еле выбралась.
Измученная попытками вспомнить, она позвонила маме.
– Привет, Сашунь. Ты так, поболтать, или случилось что? – голос мамы в трубке был бодр до безобразия. Все правильно – а какой голос должен быть у молодой счастливой бабушки, когда та разговаривает со старшей дочерью – одиноким «синим чулком»?
– Привет, мам. Да нет, все хорошо. Ко мне тут документы одни интересные попали…
– Какие документы? – голос мамы из веселого стал настороженным, что заставило Сашу усмехнуться. Мама старательно прячет от отца все свои финансовые документы, и он до сих пор не знает, что у его жены есть вклады в паевых фондах и счет в банке, куда она потихоньку откладывает заначку. Сашу всегда это жутко бесило – как можно жить с человеком и не доверять ему, скрывая какие-то свои покупки и доходы? Вы семья или где? Но она молчала – папа очень любит маму, и для него эта информация стала бы сильным потрясением.
– Да еще со времен Норвегии – я там делала запросы по европейским архивам на документы времен войны, вот ответы пришли.
– А… и что за ответы? – голос в трубке становится куда спокойнее, из него почти исчезает напряженность.
– Да информация по службе прадеда – я в основном про историю с Кёнигсбергом информацию искала. Представляешь, тут даже сканы кое-каких бумаг из СМЕРШа пришли! У нас они все засекречены… Но меня тут другое заинтересовало. Тебе о чём-нибудь говорит такое имя - Магда Дженгилевская? – Саша затаила дыхание в ожидании ответа мамы. Если это имя и ей окажется знакомым, значит она не зря мучила свой мозг попытками вспомнить, откуда оно ей знакомо.
– Какое имя? – голос мамы приобрел задумчивый оттенок.
– Магда Дженгилевская.
– Не знаю даже… Знаешь, звучит знакомо. Позвони бабе Гале, она, может, подскажет что. Имя знакомое, но откуда – не помню.
– Мне вот тоже оно знакомым кажется, как будто слышала его где-то, а где – убей меня Бог, не помню.
– Ну, тем более звони. Чего еще нового?
Саша еще немного поболтала с матерью, скорее механически отвечая на вопросы. В голове вертелась мысль о том, что, раз матери знакомо имя, то и она не зря с ума сходила. Положив трубку, она сделала себе кофе и задумалась, глядя в окно на кухне. Это имя… явно польское, хотя, может быть, и западно-украинское. Прадедушка к полякам никакого отношения не имел – он коренной ленинградец, русский до мозга костей, стопроцентный пролетарий, что называется. А вот прабабушка… она тоже, вроде, ленинградка, но переехала туда с родителями в детстве. Баба Саша никогда особо об этом не рассказывала правнукам – мелкие были слишком, да и не спрашивали. А вот бабушка Галя точно должна что-то знать.