Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет
Шрифт:
Расправа с панинской партией завершилась. Она принесла два результата: один ожидаемый, другой непредвиденный. Еще в июне
1781 года австрийский посол заверял своего императора, что, «когда графа Панина насовсем отстранят от дел, брак [племянника императора с сестрой великой княгини] устроится и семейство Вюртембергов разделит Ваши интересы, будет нетрудно окончательно привязать к Вам юный российский двор» {687} . Хотя все эти три условия были выполнены, желаемый результат так и не был достигнут. Все усилия императрицы склонить сына к союзу с Австрией пошли прахом. Хуже того, Павел Петрович был теперь озлоблен, враждебен и напуган. Психологические последствия всего происшедшего станут полностью очевидны только после его восшествия на трон в 1796 году [235] . С другой стороны, панинской партии был нанесен смертельный удар. Если ее сторонники не желали содействовать, по меньшей мере они уже были не в силах помешать новой внешней политике императрицы. С удалением и кончиной Панина и Бибикова и изгнанием Куракина пути сообщения между Пруссией и наследником российского престола были перерезаны [236] . Императрица могла теперь беспрепятственно приводить в исполнение свои планы во внешней политике в полной уверенности, что внутренняя оппозиция не
235
Иосиф II писал о «крайнем и непоправимом недоверии между великим князем и императрицей»: Иосиф II — Кобенцлю. 19 февраля 1782 г. // Ibid. S. 302.
236
Со смертью Панина «мы потеряли единственного человека в России, на чьи благородные чувства можно было рассчитывать»: Фридрих II — Герцу. 29 апреля 1783 г. (PSА 96. Bd. 8. Без номера). Вольфганг Стрибрны (Stribmy) считает, что Панина оказалось так легко свалить потому, что он не сумел сформировать свою собственную партию (Stribmy W. Die Russlandpolitik Friedrichs des Grossen. S. 127). На самом деле это было не так: Панину удалось собрать единомышленников, но эта партия существовала постольку, поскольку ее терпела императрица. Описание Дэвидом Ранселом политики клиентелы кардинально важно для анализа борьбы фракций при дворе Екатерины II, хотя я склонен скорее подчеркивать фундаментальные расхождения между партиями по поводу внешней политики. См.: Ransel D. Politics of Catherinian Russia Passim. Ср.: Griffiths D. The Rise and Fall of the Northern System: Court Politics and Foreign Policy in the First Half of Catherine II’s Reign // Canadian-American Slavic Studies. 1970. Vol. 4. No. 3. P. 547–569 (данная статья представляет собой в некотором смысле запоздалое продолжение предыдущей).
Посредничество как дипломатический инструмент: попытки России выступить посредником между англичанами, голландцами и даже американцами (1781–1783 годы)
Много лет назад профессор Исабель де Мадариага подробно описала попытку Екатерины II совместно с императором Иосифом II Габсбургом выступить посредником в войне между Англией и Францией {688} , спровоцированной восстанием в принадлежавших Британии североамериканских колониях. Несколько позже я и сам проанализировал связанную с теми же историческими событиями попытку российского министра иностранных дел Никиты Панина лично выступить посредником в англо-американской войне — попытку, лишь ускорившую переход конфликта в стадию военных действий {689} . Профессор Мадариага также занималась изучением вопроса об участии императрицы как самостоятельного посредника, действовавшего через Гаагу, в англо-голландской войне [237] . Этот побочный конфликт — следствие более крупного [238] — выпал из поля зрения посредников, озабоченных примирением основных сторон {690} . Надеясь, что читатель еще не устал от темы посредничества, я хотел бы напомнить о еще одном примере такого рода, выловленном в архиве. Речь идет о решении Екатерины II воспользоваться для разрешения англо-американского конфликта одновременным присутствием в Гааге американского представителя Джона Адамса, британского агента секретной службы и российских посредников.
237
Англо-голландская война (1780–1784) — четвертая по счету в течение XVII–XVIII столетий война между этими государствами, вспыхнувшая после признания Нидерландами независимости Соединенных Штатов Америки; стороны сражались за право владения территориями в Северной Америке и Ост-Индии. — Примеч. науч. ред.
238
Войны за независимость Северной Америки. — Примеч. науч. ред.
Как известно, попытки российской государыни осуществить посредничество провалились, что, впрочем, происходило в большинстве подобных случаев в этот период [239] . И все же неудача нередко так же явно, как и успех, обнаруживает намерения действующего лица и поэтому также заслуживает нашего внимания. Это особенно верно в отношении попыток дипломатического посредничества, когда стороны выкладывают все карты на стол. Давайте поэтому рассмотрим дипломатию российской императрицы в Гааге в контексте ее общих внешнеполитических соображений и попытаемся разгадать, какие намерения стояли за желанием Екатерины стать посредником.
239
Надо признать, что Россия и Австрия в качестве посредников подписали Версальский договор, восстановивший мир между Францией и Испанией, с одной стороны, и Британией, с другой. Но их роль сводилась к формальному проставлению подписи под документом: к ведению переговоров их не привлекали. В англо-голландских и англо-американских переговорах посредники не принимали вообще никакого участия и не присутствовали даже при подписании мирных договоров.
Для лучшего понимания контекста начнем с посредничества императрицы в англо-голландской войне. Эта война началась с того, что Британия решила отобрать у Голландии привилегии, дарованные ей англо-голландским мирным договором 1674 года [240] . Согласно последнему, Нидерланды имели право свободного мореплавания, свободной торговли и транспортировки шкиперского имущества военному противнику Британии. К 1780 году, видя, как охотно голландцы поставляют на французские и испанские верфи ценный северный мачтовый и корабельный лес, паруса и пеньку, королевский военно-морской флот Великобритании осознал необходимость положить конец такой невыгодной для себя торговле. Вхождение в образованную по инициативе Екатерины II Лигу вооруженного нейтралитета обеспечило бы Нидерландам сохранение оспариваемых англичанами торговых свобод. Чтобы не допустить этого, в конце декабря 1780 года Великобритания объявила Соединенным провинциям войну. Хотя и разгневанная поведением Британии, императрица тем не менее не собиралась оказывать помощь Нидерландам. Вместо этого она предложила обеим сторонам свои личные услуги посредника. Генеральные штаты тянули время, уклоняясь от определенного ответа, что само по себе было характерно для этого совещательного органа. Британское же правительство, опасаясь, что Екатерина поможет голландцам сохранить свои торговые привилегии, сразу отклонило ее предложение.
240
Вестминстерский договор, заключенный между Великобританией и Голландией по окончании третьей по счету войны между ними (1672–1674),
Только под неослабным давлением со стороны России британский министр иностранных дел лорд Стормонт нехотя уступил и в сентябре 1781 года согласился, не без серьезных опасений, представить англо-голландскую ссору на личное урегулирование Екатерине II. «Я ожидаю от этого так мало реальной пользы, — жаловался он, — что всецело предпочел бы, чтобы это предложение о посредничестве вообще никогда не было сделано» {691} . Наконец поддавшись на уговоры, он, однако же, сопроводил свое согласие ультиматумом императрице, искусно составленным так, чтобы затруднить, если не вообще исключить всякую возможность успеха переговоров. Нимало не смутившись, Екатерина решила спасать положение во что бы то ни стало. Она истолковала этот список притязаний как особую форму открытой дипломатии и дала заинтересованным сторонам понять, что ожидает подобного оглашения принципов и от Генеральных штатов {692} . Разочарованные ее тактикой, Генеральные штаты все же выполнили, пусть с опозданием и неохотно, требование императрицы и после тягостного обсуждения сформулировали встречный ультиматум. Теперь Екатерине предстояло свести две конфликтующие стороны вместе. От таланта ее переговорщиков зависело многое. Поскольку голландский посланник в Петербурге Й. ван Сварт не пользовался большим доверием, она решила вести переговоры в Гааге, где уже очень давно постоянно пребывал в качестве чрезвычайного посланника русского двора князь Дмитрий Алексеевич Голицын [241] .
241
С 1768 г. — Примеч. науч. ред.
На первый взгляд Голицын казался идеальным кандидатом в переговорщики. Утонченный космополит, он всю жизнь провел на дипломатической службе{693}. Но он был также и франкофилом — одним из тех, кто побуждал Голландию постоять за свои морские привилегии, чем и навлек на себя гнев Британии. Поэтому Стормонт немедленно отправил в Петербург инструкции послу: постараться заставить Голицына свернуть паруса. Это поручение как нельзя лучше соответствовало талантам британского посланника в России. Сэр Джеймс Харрис начал свою кампанию, обратившись к императрице с заявлением, осуждавшим деятельность Голицына в Гааге. Успех посредничества, не слишком тонко намекал государыне Харрис, во многом зависит от выбора более приемлемого переговорщика со стороны русских. Мяч был на стороне Екатерины.
Вполне отдавая себе отчет во франкофильской репутации князя, императрица тем не менее отказалась заменить его. Вместо этого она назначила специального посланника ему в помощь. Аркадий Иванович Морков показался британцам гораздо более подходящим назначением. Приказ Моркову, написанный собственной рукой государыни в середине октября, предписывал ему вести переговоры совместно с Голицыным, однако инициатива во всех важных делах, особенно касающихся мирных переговоров, должна была исходить именно от него. Более того, в отличие от князя, Моркову была дарована привилегия докладывать непосредственно императрице, минуя вице-канцлера Ивана Андреевича Остермана и Коллегию иностранных дел{694}. Как записал после конфиденциальной беседы со вновь назначенным посланником ликующий Харрис, переговоры будут поручены Моркову, а Голицын останется при нем не более чем свадебным генералом{695}.
Письменные указания, составленные Екатериной для Моркова в декабре 1781 года, подробно излагали суть взаимоотношений России с другими крупными державами. Британия описывалась в них как «естественный союзник» России. Несмотря на отсутствие формального договора, интересы России во всех точках земного шара вполне совпадали с британскими. Другое дело — Франция. Хотя отношения между двумя странами улучшились в предшествовавшие несколько лет, императрица все же видела во Франции потенциального противника. Соответственно, Морков получил указания внимательно следить за всеми соглашениями, в которые французы были вовлечены. Помимо прочего, ему надлежало помешать попыткам Франции добиться от голландцев признания американской независимости. Как указывала императрица, перед лицом объявления Британией войны Соединенным провинциям делегация провинции Голландии на собрании Генеральных штатов Нидерландов проявила неуместную поспешность, не только объявив о готовности заключить союз с Францией, но и признав независимость Соединенных Штатов Америки. Голландия надеялась успеть наладить торговые связи с новой нацией до того, как Британия заключит мирный договор, который помешает этой торговле. Государыня же опасалась, что, предоставленные самим себе, Генеральные штаты втянут Соединенные провинции в антибританскую коалицию, после чего исчезнет всякая надежда на сепаратный мирный договор между Британией и Нидерландами. Морков получил приказ предотвратить подобный исход событий, воспользовавшись помощью пробритански настроенного штатгальтера принца Вильгельма Оранского{696}. Именно на плечи Моркова Екатерина возложила ответственность за сохранение баланса сил в Западной Европе.
В январе (по старому стилю) 1782 года, получив от Харриса всевозможные советы и наставления, Морков отправился в путь{697}. Императрица устно поручила ему заставить голландцев назвать место для ведения переговоров и вести переговоры со всей серьезностью{698}. Едва успев обустроиться в Гааге, он, сам того не ведая, оказался участником события, наглядно отразившего готовность Екатерины II служить посредником в делах других ради достижения собственных дипломатических целей.
Исходный толчок этому событию был дан дипломатическим маневром британцев. В феврале 1782 года Пол Уентуорт (Wentworth) — выходец из Америки, состоявший агентом британской секретной службы, — прибыл в Соединенные провинции Нидерландов якобы с целью договориться об обмене военнопленными. Его не оглашаемой официально целью было разведать почву для возможного сепаратного мира с голландцами. Если последние согласятся пожертвовать своим принципиальным правом свободно поставлять морские припасы врагам Англии в военное время, он был уполномочен заявить о желании британского правительства восстановить мир на основе status quo ante bellum [242] и разработать предварительные условия мирного договора {699} . [243] На первый взгляд, функция Уентуорта противоречила заданию Моркова.
242
довоенного положения дел (лат.). — Примеч. пер.
243
Уентуорт уже приезжал в Нидерланды летом 1781 г., чтобы обсудить условия мира с Иоахимом Рендорпом, бургомистром Амстердама.