Эклетика. Часть первая. Полуденные тени

Kitty Lui

Йонсу наконец вспомнила эту фамилию. Ленрои являлись богатейшей семьей Империи. Она невольно пригляделась. Ленрой-младший был по-девичьи красив: гладко выбритое лицо светилось от загара, пухлые губы по цвету напоминали камень в кольце Мариэль, пальцы были наманикюрены. На голое тело он накинул покрывало, совершенно не скрывавшее очертания.

— Это мисс Йонсу Ливэйг, наша новая фрейлина.

— Приятно познакомиться, — от голоса Спэйси у девушки почему-то побежали мурашки. Щеки Йонсу алели, она не знала, куда девать глаза, и почему-то стала смотреть в точку над его плечом. Ленрой, впрочем, смотрел

вовсе не на неё.

— Мой муж еще не вернулся?

Йонсу все же заметила, как он чуть повернулся в сторону дверей спальни Селесты.

— Нет.

— Жаль, — абсолютно равнодушно сказала Мариэль. — Пошли, Йонсу.

Зеркала сменились расписанными картинами стенами, изображавшими прекрасные сады, красочные водопады и ярких птиц. Йонсу с удивлением смотрела себе под ноги, мраморные полы пола с нежным жемчужным отливом отражали её в мельчайших подробностях.

Её взгляд поднялся выше, прошелся по окнам витражам, и Йонсу невольно остановилась, выловив на стене нечто, что заставило её замереть на месте. Это был портрет леди Сирсы, высокой, статной женщины, являвшейся правой рукой правительницы Света. Ливэйг никогда не видела ее вживую: слишком малым званием обладала она в свое время. Или видела?.. Портрет завораживал; желтые, как расплавленное золото, глаза сверкали, притягивая внимание. Большие, навыкате, они доминировали на лице. Челюсть, дисгармонично тяжелая, смотрелась странно при женских округлых чертах. Йонсу, задумавшись, отошла от портрета Сирсы к следующему в длинном ряду полотен в тяжелых золоченых рамах. Мариэль, заметив, что её привлекло, не торопила Йонсу, остановившись, как Ливэйг.

Следующими висели портреты правителей городов Империи, но они не интересовали Йонсу. Все, как один, были толсты, одеты в богатые чрезмерно пышные одеяния. Пройдя мимо портрета лорда Ленроя-старшего, она поразилась сходству сына со своим отцом. Только Ленрой-старший выделялся среди этого ряда толстяков: он был сух и гибок, как ветвь ракиты. Многочисленные награды украшали его мундир. Откуда они взялись, Йонсу не знала — в боях правитель Верберга никогда не участвовал, она могла в этом поклясться.

У самого окна был портрет лорда Михаэля. Йонсу невольно залюбовалась им. Он стоял на веранде Каалем-сум на фоне пролива, облаченный в бело-золотой мундир (Ливэйг слышала, что такие носят гвардейцы города), хрупко сложенный, как подросток. В руках он держал клинок, лезвие которого было покрыто письменами. Лицо мужчины, в отличие от предыдущих портретов, выражало решительность, тонкие губы были поджаты. Светло-русые волосы дисгармонировали с темными бровями наследника Света. Глаза Михаэля были черны — в них не чувствовалось ни одной эмоции. Впрочем, это всего лишь портрет.

— Мы опаздываем, — напомнила о себе Мариэль, внимательно изучавшая Йонсу, пока девушка была поглощена разглядыванием портретов. Коридор окончился; Мариэль открыла новую дверь. Оглянувшись напоследок и успев заметить последний портрет, на котором были запечатлены две девушки, темноволосая и ярко-рыжая, обе в белых платьях, Йонсу вступила на новую лестницу, ведущую вниз. Воздух стал влажен и горяч. Откуда-то снизу доносилось журчание воды.

Внизу, как оказалось, были купальни для служанок. Йонсу уже ожидали две одетые в простые платья из беленого льна девушки, волосы

обеих были спрятаны под чепцы. В углу небольшого помещения паровала дубовая купель, доверху наполненная водой. Рядом, на скамье, лежал аккуратно сложенный новый наряд Йонсу.

Поняв, что от неё требуется, Йонсу второй раз за день принялась раздеваться, чтобы принять ванну. Указывать на то, что её тело и так чисто, было бесполезно. Мариэль следила за тем, как она расстается с одеждой, и как только Ливэйг вошла в воду, жестом велела избавиться от того, что было последним напоминанием о прошлой жизни Йонсу. Свою одежду девушка проводила со вздохом. Она смирилась.

Драили её на совесть, до красноты растерев кожу мочалками и трижды промыв волосы. Из купели она вышла розовая, как младенец, и ещё некоторое время терпеливо сносила обтирание и вычесывание волос, которые ещё влажными стянули на затылке в высокий хвост и обвили голову косой наподобие короны.

Следующим надели пышное платье из почти невесомого шелка темно-зеленых цветов и стянули талию тесным расшитым золотой нитью корсетом.

Йонсу едва дышала, затянутая до осиной талии, но терпела. Раскатав по ногам тонкие чулки и закрепив их подвязками, она, наконец, закончила свой туалет, сунув ноги в туфли-лодочки, что почти не чувствовались на ноге. В ушах появились серьги, кисти рук украсились браслетами.

Ливэйг подумала: если с ней обращаются так, то как обращаются с леди Астреей?

Мариэль, тщательно оглядев Йонсу, велев ей покрутится вокруг своей оси, удовлетворенно кивнула. Сама она за то время, пока готовили девушку, тоже принарядилась: платье сменилось на лазоревое из атласа, волосы завились в спирали, спускавшиеся к чуть загорелым плечами. Окружение идеально подходило к ней. «Пожалуй, леди Мариэль родилась для такой жизни», — подумала Йонсу, залюбовавшись ей. Неудивительно, что именно она стала женой Михаэля Аустеноса.

Заметив её взгляд, Мариэль кивнула в сторону двери.

Шли они молча; Йонсу разглядывала убранство новых помещений, удивляясь неизменной роскоши и стремлению к вычурности и помпезностью тех, кто занимался обустройством замка. Везде наблюдалась всё та же лепнина, от обилия которой уже рябило в глазах, позолота, которой укрывался малейший бугорок на рельефах стен, настенные канделябры и тяжелые люстры, на потолках сверкали переливами хрусталя, начищенной меди и серебра.

Леди Астрея обитала на самой вершине башни. Стояла тишина, было довольно холодно. Уткнувшись в широкую дверь из светлого дерева, Мариэль остановилась и, не оборачиваясь, сказала:

— Только молчи.

После чего чуть толкнула двери. В нос сразу ударил аромат цветов. Йонсу против воли отступила назад. Только сейчас она полностью осознала то, как изменилась ее жизнь за этот день. Женщина вдруг подумала: сколько жителей Империи хотели бы оказаться в опочивальне леди Астреи вместо нее! Йонсу шагнула в спальню правительницы западных земель Мосант.

На роскошной кровати с голубым шелковистым постельным бельем лежала женщина. Бледные тонкие губы не улыбались, не шевелились, серые глаза ничего не выражали, только правая бровь была немного выше левой, придавая женщине слегка горделивое выражение лица. Удивительное дело, но она спала. Йонсу озадачено взглянула на Мариэль.