Эклетика. Часть первая. Полуденные тени

Kitty Lui

— Она никогда не закрывает глаза, — прошептала та, вновь надевая на лицо улыбку. — Леди Астрея сейчас проснется.

Не закрывает глаза? Ливэйг готова была поклясться, что Правительница является человеком.

— Что я должна делать?

— То же, что и я. Ты будешь только помогать мне на первых порах. Ей надо принять ванну, расчесать волосы, приготовить платье, заправить кровать.

— Всё?

— Молчать. И улыбаться, — добавила Мариэль.

Створки окон раскрылись, впуская теплый воздух, развевая шторы. Полосы шелка ласкали кожу; хрустальная люстра засверкала; плетеные кресла, казалось, засияли ласковым белым светом.

Цветы в вазах заколыхались, начиная дурманить. Мариэль неслышно шагнула вперед, к кровати, и Йонсу последовала за ней. Ей было страшно. Монументальная фигура леди Астреи внушала ей ужас; она боялась взглянуть на нее и смотрела куда-то в подушку.

— Доброе утро, госпожа. Ванна уже готова.

Мариэль подала леди руку. Йонсу замерла. На шелковой подушке лежала жемчужно-золотая прядь волос, выбившаяся из прически Астреи Аустенос.

========== Глава 7 Михаэль II (введена 15.02.2017) ==========

Михаэлю снился сон.

Он гулял по морскому побережью, ступая босыми ногами по песку. Волны щекотали кожу, то подступая к нему в тихом шелесте, то возвращаясь к толще океана, что горел изумрудами и топазами на востоке. Ветер, прохладный и ласковый, обдувал лицо, трепал бледные пряди. Михаэль шел туда, где в желтом ореоле платья сидела женщина — его Аделайн. Она сидела, поджав ноги, и смотрела на север, обращенная спиной к Михаэлю.

Впереди, смеясь, играл с волнами мальчик в белом сюртуке и бриджах. Его длинные вороные волосы спускались до самой талии, заплетенные в тонкую косу, такую же, как у матери. Звонкий смех доносился в переплетении ветра, как пение флейты соединяется с журчанием клавиш. Михаэль не видел лица мальчика, как не видел лица Аделайн; иногда на фоне бесконечного побережья показывался профиль сына. Вердэйн Аустенос, названный в честь одного из драгоценных камней копий эльфийской столицы, обладал чертами лица отца. Михаэль мог вспомнить его внешность, закрыв глаза. В любой момент.

Он подходил ближе. Он уже был так близко, что слышал дыхание Аделайн, что пробивалось сквозь шум ветра. Михаэль видел Аделайн такой, какой она была в молодости: не изможденной женщиной, испорченной влиянием столичной моды, с по-глупому высветленными волосами, лишенными своей натуральной красоты, нарисованными ниточками бровей и излишне тяжелыми ресницами. Сейчас она была той самой маленькой хрупкой девочкой с шелком волос, взятых в простую косу, и ошеломляюще-синими глазами — как морские сапфиры.

— Ты исчезнешь? — с болью спросил Михаэль, неуверенно коснувшись ее плеча. Нет, Аделайн осталась, но тепла принц не чувствовал. На миг ему показалось, что его принцесса — призрак; пальцы словно окунулись в туман, вязким киселем налипшим к пальцам. Сердце сжалось от тоски. Аделайн живет в мире ночи, а он — в мире полуденных теней.

— Это твой сон, — сказала Аделайн, все так же смотря в сторону бегущего от волн мальчика. Михаэль поднял взгляд к Вердэйну. Сын… Сколько воды утекло? Сколько слез было пролито? Сколько крови? Вердэйн покинул его так давно, прожив так мало!

Милый мальчик! Вердэйн никогда не мог сидеть дома, в тишине и покое. Его, в противоположность отцу, манило прочь из замка, в неизведанные страны, острова, к новым людям, к приключениям. Уже в одиннадцать лет мальчик убежал из Аливьен-иссе в пустыни. Его нашли спустя неделю на маяке — дозорный отослал фею взволнованной семье. Ни Михаэль, ни Аделайн

не смогли наказать Вердэйна; наверное, именно поэтому юноша вырос столь независимым.

Сердце разрывалось от боли при виде давно ушедшего сына. Вердэйн погиб на севере, и теперь нет земель, на которых пролилась его кровь в последний раз. Погиб от чужой, холодной, проклятой руки, оставив двоих сыновей.

— Я приду к вам. Я приду.

Михаэль открыл глаза. Комнату Селесты Ленрой окутывал полумрак. Мужчина равнодушно скользнул взглядом по привычным, изученным за четыре месяца вещам: по платяным шкафам, картинам и фотографиям, по спрятанной в углу под покрывалом арфе. Селеста спала, отвернувшись от него, лицом к окну, за которым загорался рассвет; сам Михаэль совершенно слился с темнотой. До него лучи восходящего солнца не доходили.

Аустенос пришел к Селесте примерно в полночь, бросив расцветшую от подпитки Мариэль. Его супруга не могла существовать без крови: отдавая свою, Михаэль спасал других. Зачарованная серебристая кровь превосходила все другие виды, и ее требовалось меньше для поддержания жизни вампира. Пол-литра раз в месяц — Мари спокойно сливалась с обществом замка, не вызывая никаких подозрений. Вампиры мало чем отличались от людей и еще меньше отличались от эльфов, от которых произошли.

Селеста спала; Михаэль, покинув морское побережье, вновь очутился в капкане одиночества. Мысленно он был в песках неведомого залива, который видел ночью во сне. Воспоминания впивались в сердце острым разбитым на десятки осколков стеклом, и потому принц предпочел отвлечься.

Случилось то, что он предполагал последние шесть лет: готовилась война. Безусловно, Михаэль ни капли не верил в провозглашенный мир, поскольку знал истинные причины противостояния. Перемирие — вот как следует называть последнее соглашение. Перемирие скрывает теневую войну: украденные корабли, шпионов, тайные союзы, занесенные перевалы и проложенные ледяные дороги через Сирмэн, разделявший материки. Астарта, Архой, Рас Альхаг рыскали по Империи, ища бреши в защите — этих брешей так много, что нет нужды искать внимательно.

Но самое отвратительное — ложь Темного короля… Мотнув головой, Михаэль привстал на кровати. Укушенное вчера запястье зудело, как от комара. Две серые точки и легкая гематома вокруг, которая рассосется спустя часы — вот и все следы преступления. Михаэль потянулся за рубашкой. Оставалось надеяться, что Селеста Ленрой не заметила следы укуса в полутьме спальни. Учитывая, что большинство времени она провела, уткнувшись лицом в подушку и без возможности пошевелиться, вероятность быть раскрытым сводилась к нулю. Михаэль принялся застегивать крошечные золотые пуговицы. Он прожил в вопиющей роскоши всю жизнь и уже не замечал ее. Принц Империи давно не видел смысла во внешней красоте и людей, и зданий, и городов.

— Уже уходишь? — сонно спросила Селеста, с усилием приподнимаясь на кровати. Дочь Эрродана Ленроя являлась одной из немногих в замке, что рискнула носить прическу в стиле востока Империи — короткую. Распушившиеся за ночь локоны скрывали кукольное личико придворной дамы. На шее виднелся синяк, будто оставленный удавкой.

Михаэль надевал брюки и пытался найти взглядом ремень. Может, он со стороны Селесты? Кажется, они им пользовались.

— Да.

— Куда?

— Имеет значение? — вопросил Михаэль, вставая. Ремень оказался в недрах складок одеяла.