Ёксель-моксель
Шрифт:
Трезвый тащил туда все что можно. К 1991 году имел вклады в объеме трехкомнатной квартиры. Когда ее коровьим языком слизала либерализация цен, чуть инфаркт не шандарахнул старика.
— Ой, пенек! — истязал себя. — Ой, пенек!
Отвлекла от инфаркта вторая страсть. Попил водки, снял стресс, а вскорости начал играть в «Русский дом Селенга». Закладывал туда всю пенсию и что с сада-огорода выручал. Гараж продал. Жил по-вегетариански: без мяса, с черно-белым телевизором.
— Нет, не пеньки мы, — во множественном числе навеличивал себя, ведя подсчеты бешено накручивающихся процентов, — все вернем! Эх,
Отец знал наизусть весь перечень клада
От удара с крахом «Селенги» и водка не помогла.
«Я пойду другим путем», — хороня отца, решил Витя.
…А сейчас, лежа на транссибирской кровати, с удовлетворением думал: «Верным путем иду».
Зазвонил телефон.
— Выезжаю, — коротко бросил в трубку Витя. Надел джинсовый костюм, взял самый приличный во всей квартире предмет — кожаный дипломат…
Не подумайте, что «другой путь» у Вити — это антисанитарная дорожка деклассированного элемента. Витя располагал актуальным рукомеслом. Вскрывал сейфы. Как консервы. И не воровским, среди ночи с пистолетом за пазухой, способом, а официально — по вызову в бессилии плачущих перед ящиком с деньгами хозяев. Когда близок рублик, а не достанешь.
При всеобщей банкотизации страны сейфов на душу народонаселения стало больше, чем денег у большей части народа, которой сколько кредит в очной ставке с дебитом не своди — сальдо карман не тянет. А у кого «тянет», те норовят его в сейфы упрятать от посторонних глаз и карманов. Но раз в год и палка — гранатомет. То есть ляжка размечталась, чтобы ее деньги жгли, а в закрома их хранения доступа нет. И хоть ты мозоль на языке набей: «Сим-сим, открой!» — Сима бессильна. Надо за Витей бежать. А он такой мастер, что дунет, плюнет, перекрестит заартачившийся замок и… берите ваши сбережения, отслюните специалисту…
Не всегда в деньгах запертое под заевшим замком счастье заключалось.
Был случай. Новый год на носу. Совсем на кончике, а Витю от телевизора срывают. Господин с толстой мошной из Европы шампанское привез. И не простое, что на рупь ведро, а из королевских погребов. Легче иной автомобиль купить, чем бутылку такого алкоголя. В гараже его держать не будешь. В сейф поставил. В Новый год захотелось выдрючиться. Назвал гостей, закуски накупил. Побежал к сейфу, дескать, не бормотье в честь праздничка под елкой употреблять будем! Готовьте бокалы под эксклюзив.
Гости всегда давай. А близок сосуд, да не нальешь. Хоть автогеном сейф режь. Взбрыкнул тот по причине, что вместо буфета используют, и обрезал хозяину кайф. Гости подначивают: «Нагнал про супершампань!»
И стрелки на часах блохами скачут на встречу друг с другом в высшей точке. Срам, позор и стыдоба.
Хозяин за Витей послал.
Шепчет мастеру по прибытию: «Откроешь до двенадцати — хорошие бабки получишь и напою». За две минуты до курантов Витя обеспечил доступ к королевским пузырькам. Чести отведать напиток земных богов удостоен не был, зато 200 долларов отхватил.
Ему больше ничего и не надо. Пить-то Витя давно ни-ни.
В тот раз, когда вызвали после размолвки с Клавдией, тоже не из-за денег сыр-бор вокруг замка с секретом разгорелся. Босс водочной
Целее целого лежит билет в сейфе, и хоть вместе с ящиком тащи его в аэропорт, чтобы на рентгеновский просвет зарегистрировали. Иначе никак. Бьется путешественник с замком, матершинными выражениями на нет исходит, а проездной документ с каждой минутой все ближе к ценности фантика от съеденных конфет приближается. Можно выкинуть, а можно в семейный архив сдать.
Витя на то и мастер, чтобы остановить процесс девальвации. Поковырялся с зауросившим замком, не дал улететь самолету за океан без билета из сейфа.
100 долларов за оперативность отхватил.
Сунул их в тайник под транссибирской кроватью. Но не все. Один понес к Клавдии с узелком белья.
— Клав, постирай, а! Хотя бы рубашки.
— А в Швейцарию возьмешь? — сунула доллар в карман фартука Клавдия.
— Конечно! — с готовностью сказал Витя. — Цюрих, Берн, Женевское озеро.
Кстати, о девочках, Швейцария была не для запудривания женских мозгов. И не пустопорожними грезами с флагом над кроватью. Без инвестиций в виде манны небесной видел себя Витя на улочках Цюриха. Без розовых слюней изучал карту Берна. Открывая заклинившие сейфы, он прорубал лаз в Европу. Расширяя его с каждым покоренным замком. Чалдон Витя с круглой, как блин, нос кривой картошкой, физиономией, имел счет в Швейцарском банке. И жесткий план — увеличивать сумму вклада на семь тысяч долларов в год. План героически выполнялся.
— Почему Швейцария? — спросила, разводя порошок в тазу, Клавдия.
— Чем я хуже Ленина?
— Тогда я не хужее Крупской! — хохотнув, провела историческую аналогию Клавдия.
— А то! — поддакнул Витя. — Конечно, не хужее!
Сам подумал: «Нужна ты мне там, как ежик за пазухой! Неужто в Швейцарии не устроюсь к какой-нибудь бабенке квартирантом на полкровати?..»
ВЗРЫВ В ПЯТКАХ
«Завязывать надо с куревом, — думал Петя Кобылкин. — И не бантиком, а бабским узлом».
Смолить Петя начал тридцать лет назад. С бычков. Не так курить в ту пору хотелось, как себя показать. Лучшие в селе бычки — бычары — были у директора школы Николая Ивановича, или — Коли-Вани. Жил Коля-Ваня в километре от школы, на этом пути выкуривал три беломорины. И как выкуривал — до половины. Для него главным в процессе было не наглотаться дыма до одури, а остановиться, не спеша достать пачку, щелчком выбить папиросу, чиркнуть спичкой и сделать первую, самую сладкую затяжку, дальше курил на ходу, в безвкусном автоматическом режиме.
Бычки после этого получались знатные, на дороге такие не залеживались. За ними шла напряженная охота. Курцы в пионерских галстуках, крадучись от палисадника к палисаднику, сопровождали директора. Вот «бычара» брошен, Коля-Ваня неторопливо идет дальше. Охотники замирают перед броском. Нельзя допустить фальстарта и выдать себя, тем более — нельзя задержаться с рывком. Наконец, стая срывается с места, счастливчик хватает добычу, а несчастливчики снова крадутся за Колей-Ваней — он опять достал из кармана пачку.