Ёксель-моксель
Шрифт:
Геннадий Фаддеевич высунул уши из-под одеяла, нацелил в пол. Нет, зря терроризировал проституткину дверь. Снизу шумит.
Под ними недавно купил квартиру по культуре чиновник. Его чаще можно было в телевизоре увидеть, чем наяву. А по ночам давала знать о себе его жена. «Импотент чертов!» — бескультурно вопила.
«Ему еще и дома „потентом“ быть! — говорила на это супруга Геннадия Фаддеевича. — На работе круглый день не переводятся балерины ногастые да певицы сисястые…»
«Может, с горя новый ремонт
В плане работ по дому сосед был точно не «потент». Глухой нуль. Зато соседка (не как жена Геннадия Фаддеевича, которая ни петь, ни свистеть, когда надо красить или белить) была что надо по отделочным вопросам. Кафель наклеить, обои, что-то закрутить, прикрутить — это никому не доверяла. «У меня что, ку-ку поехало халтурщикам платить, — говорила, — когда сама во сто крат лучше и с душой!»
«А может, картину опять муж приволок, ей вздумалось посередь ночи вешать, раз от него никакого толка, — выдвинул новое предположение Геннадий Фаддеевич. — Не могла, зараза, до утра подождать».
Картин у них было, только что в туалете не висели.
«Чтоб ты сама обеспотентилась! — адресовал мысленное послание соседке. — Чтоб тебя черти защекотали! Чтоб…»
И вдруг опять показалось — изматывающее сверло ноет со стороны Чумашкина.
Или от проститутки?
Или снизу?
«Да чтоб вас всех перевернуло и трахнуло! — скопом пожелал Геннадий Фаддеевич соседям. — Чтоб вас рогатые сверлили денно и нощно!»
Затем достал из аптечки рулон ваты, вырвал два здоровенных клока, каждым из которых можно было наглухо законопатить для разоружения танковое дуло, и с остервенением воткнул в уши…
«Теперь хоть засверлитесь!» — натянул одеяло.
Но изнуряющий звук не исчез. С еще большей силой он начал дырявить воспаленные бессонницей мозги…
И Геннадия Фаддеевича пробило — не надо пенять на зеркало…
Воющая «дрель» сидела в его родной головушке.
«Да чтоб ты пропала! — застучал кулаком по „родной“. — Чтоб ты отсохла! Чтоб ты провалилась к чертям свинячим!»
И вдруг перед глазами замелькали копыта, хвосты, мерзопакостные морды, запахло серой…
Голова со свистом куда-то проваливалась. То ли в сон, то ли похуже…
БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАЕМОСТЬ
Юрий Трифонович Ковригин был не из того бесшабашного десятка, кто в плане терроризма полагался на авось да небось. Мол, это где-то у черта на рогах, в Израиле или Чечне, ходи да оглядывайся, у нас в Сибири кого бояться? Живем в лесу, молимся колесу. Какие тут к бесу террористы?
Юрий Трифонович думал: раз пошла такая катавасия: там убили, здесь взорвали, — варежку не разевай — вместе с головой оторвет.
По этой причине в общественном транспорте на симпатичных дамочек не пялился. Неустанно шарил глазами по салону —
Поэтому, когда однажды засек на задней площадке автобуса одинокий рюкзак, сразу уши топориком навострил.
— Чей? — громко поинтересовался.
— Ничей, — сказал мужчина в унтах. — Бери, раз нашел.
— Сам бери! — категорически отказался Юрий Трифонович. — Вдруг там мина?
— Какая мина?! — заверещала женщина в нутриевой шубке.
— Тише, господа, — приложил палец к губам мужчина с «дипломатом», — кажется, тикает.
Куда там «тише»!
— Остановите автобус! — закричали со всех сторон.
У дверей началось давка. Мужчина с «дипломатом» принялся своей ручной кладью колотить по окнам в поисках аварийного выхода.
— Пустите меня! — пробивалась к дверям женщина в нутриевой шубке. — Я в больницу опаздываю!
— Ща как шандарахнет, — сделал неутешительный прогноз мужчина в унтах, — все там будем! Многие по частям!
— Граждане, среди вас минера нет? — взмолилась кондуктор. — Опять план накрывается горшком без ручки!
Водителя слезно начали просить:
— Миленький, открой двери! Бомба!
Однако водитель с вытаращенными, как фары, глазами жал на педаль, стремился, по принципу: спасайся кто может! — в одиночку оторваться от смертоносного груза. Мужчина с «дипломатом», раздолбав его в лохмотья, головой пытался пробить аварийный выход.
И вдруг бабахнуло.
«Пропала шуба?» — упала на пол женщина в нутриевой шубке.
«Съездил к свояку на свеженинку», — распластался рядом мужчина в унтах, норовя подлезть под женщину.
И все повалились от осколков, кто где стоял.
Но зря. Сверху посыпались не осколки, а разноцветные кружочки конфетти. Хулиган-первоклашка, ехавший на елку, не утерпел до оной, дернул за кольцо хлопушки посреди растревоженного автобуса.
— Поганец! — взревела кондуктор. — Весь план распугаешь!
С этими словами она бросилась к подозрительному рюкзаку, выхватила из него брикетообразный предмет.
— Динамит! — заблажил мужчина в унтах. — Помогите!
От истошного крика двери с треском распахнулись, автобус, будто колом в землю, затормозил. Пассажиров как ветром сдуло.
— Вернитесь! — кричала вослед разбегающемуся плану кондуктор. — Это дрожжи!
Никто не вернулся. В том числе и водитель.
С той поры у Юрия Трифоновича аллергия на общественный транспорт открылась. Или пешком, или на своем древнем «Москвиче» начал бороться за выживаемость.
Недавно тормознул перед светофором, как водится, обшарил глазами окружающее пространство на предмет наличия снайперов. Не обнаружив последних, расслабился, хотя по радио сообщали о захвате самолета с сотней заложников.